«В 91-93-ем у меня появилась привычка, я стоял у окна и смотрел на дорогу к станции. Ждал, когда же приедут родители на электричке из Москвы. Бабушку это ужасно раздражало. Слева от окна шумел все время телевизор, дед и не выключал его, а там показывали путч 1991-го, ГКЧП, штурм Белого дома, бандитские разборки... И все новости в знакомых местах, моя вторая бабушка жила у начала Кутузовского проспекта. И вот там все в дыму и в огне. А я смотрю весь вечер, когда же родители появятся на дороге. Появятся ли? Боже, никогда не думал, что в детстве был в ужасном испуге, что оба моих родителя умрут и покинут меня. Ведь никто не произносил это вслух. Переживали лишь, что завтра есть нечего будет».
Записываю, а ручка начинает подрагивать. Что это со мной?
Всплывают в памяти спины мамы и бабушки, что так же стояли у окна в 90-х и страх. У нас хоть говорили об этом: что ходить по городу опасно, что и националисты выступают, и наркоманы запросто могут ударить по голове ради малой денежки. Боялись смерти в открытую. А голода не боялись. Бабушка пережила голод в Поволжье еще девочкой. С тех пор помнила, что что бы ты ни было, надо возделывать землю.
Поставили меня на грядку впервые в четыре года с наказом: рви вот эти стебли, это сорняки. С усердием, с корнями. Так и выстояли женщины моей семьи на своих 6 сотках, картошка у нас всегда была. И было ясно всем, как выживать.
Но не было инструкции, что делать — если родителей не станет. Если их политическая позиция обернется арестом или хуже того.
Меня этот ужас непредсказуемой оставленности заставлял все быстро схватывать, рассчитывать только на себя, держаться. Это мне только сейчас понятно, что я была в постоянном напряжении, которое сжимало всегда и потому не замечалось. Просто руки в ноги, яичница в сковороде и, ты сама за себя отвечаешь, а вот вернется ли домой мама. За нее ответить невозможно.
Такие же выросшие мальчики и девочки приходят ко мне. Рассказывают свои истории: «в нас с братом воспитывали стамину, с самого детства говорили, что с 18 лет мы должны только сами за себя отвечать. Я так к этому привыкла, что мы вместе в лес идем за грибами, а я приглядываюсь: где какой поворот, где ветка сломана, чтобы потом, если что самой по этим знакам из леса выйти». И мне и это откликнулось и пронзило привычными своими воспоминаниями.
Нет никакой идеи в этом моем посте. Просто целое поколение, родившихся в конце 70-х - начале 80-х выросло в парализующем страхе. В условиях страны, где легко было остаться ребенком без родителя. Это тот самый контекст, в котором созрело тревожное ответственное поколение со своими своеобразными способами справляться. Выяснила на днях, что те, кто родился позже многие не знают, и не певали до гомерического хохота грузинских частушек:
Если Вы утонете,
И ко дну прилипнете,
Час-другой там полежите
А потом привыкнете.
Если Вас трамвай задавит
Вы, конечно, вскрикнете.
Раз задавит, два задавит,
А потом привыкнете.
Если вас ударят в глаз,
Вы сначала вскрикнете.
Раз ударят, два ударят -
А потом привыкнете!
Вот так мы и привыкали - что что-то может случиться... что-то ужасное. Но привыкли ли?
