На что похожи ваши отношения с нарративной практикой? Ксения Косачева, психолог, нарративный практик и супервизор, определяет свои как роман. Подробнее о том, чем они наполнены, читайте в интервью.
– Ксюша, расскажи, пожалуйста, что дает тебе нарративная практика?
– Как человеку она дает мне свободу, ощущение полета! Я вообще бунтарь по жизни: не люблю ограничения, маргинализацию, когда мне кто-то диктует, как надо думать и жить... В последние годы мне с моими принципами очень сложно умещаться в рамках «законов и правил»... Ощущение, словно стены вокруг меня сдвигаются и вот-вот раздавят.
И в этом плане знакомство с нарративной практикой стало для меня настоящей отдушиной. Это было – как распахнуть окно и вдохнуть свежего воздуха. Понять, что где-то еще есть свет и чистый воздух. Что есть еще место, где я могу проявляться и делать что-то важное – быть настоящей, транслировать свои ценности и поддерживать свободу не только внутри себя, но и снаружи. Могу раздвигать стены и рамки, могу праздновать различия, могу соприкасаться с потрясающими, свободными и искренними людьми, разделяющими мои ценности.
– А что нарративный подход дает тебе как практику?
– Ты знаешь, я вообще очень любопытная! И очень люблю свое любопытство – мне интересны люди и их истории, нравится прикасаться к этим историям, свидетельствовать их, собирать как яркий гербарий. Я очень люблю задавать вопросы, в том числе неудобные (смеется). И мне кажется, я бы не получала такого искреннего удовольствия ни в одном другом подходе.
Кстати, параллельно с обучением в Нарративной Мастерской я прошла переквалификацию в экзистенциальном подходе. И не смотря на то, что изначально делала это скорее просто ради официальной «корочки», по совету мамы (она тоже психолог), тем не менее я вижу очень много точек соприкосновения между Нарративной практикой и Экзистенциальным анализом. А еще я искренне обожаю Ирвина Ялома, очень давно прочитала все его художественные книги и сейчас пытаюсь осилить учебник по экзистенциальной психотерапии. Меня очень трогают и увлекают вопросы бытия, они вызывают мой живой интерес. Но и они проходят во мне в первую очередь через нарративную оптику, через призму свободы выбора, через возможность быть собой, такой, какой хочется.
Возвращаясь к твоему вопросу, наверное, тут хочется еще упомянуть об игре, как форме взаимодействия со сложными темами. Легкой, искренней, живой игре. Не то, чтобы это что-то несерьезное. Но как будто бы люди могут в этом проявляться из какой-то своей естественной, детской части. Могут окунаться в творчество – собирать пазлы из разных кусочков своей жизни, представлять и играть с разными образами и метафорами. Я обожаю метафоры! Кстати, еще со времен моего бытия художником, когда я проводила мастер-классы по интуитивной живописи (это была моя первая терапевтическая история), и до сих пор очень люблю цитату Пабло Пикассо: «Каждый ребенок – художник, трудность в том, чтобы остаться художником выйдя из детского возраста». Наверное, потому что дети самые свободные и искренние люди, они существуют вне рамок и ограничений. Для них еще все возможно! И я в восторге, что нарративная практика в этом плане позволяет окунаться в детство. Это отдельная категория удовольствия.
– Свобода, любопытство, удовольствие, игра...
– Это классный союз (смеется). Сейчас подумала, что мои отношения с нарративной практикой похожи на роман.
– Почему именно роман?
– Наверное, потому что там очень много любви. С момента знакомства с нарративным подходом, с момента начала учебы эта любовь все время разворачивается. Любовь к себе и всем своим «сучкам», любовь к миру, любовь к людям. Не ко всем пока получается испытывать эти чувства (смеется), но я и не Далай-лама, признаемся честно. Любовь к жизни, любовь к историям, к своим и чужим опытам.
Олеся мне иногда говорит, что у меня очень большое сердце, и если я не буду его беречь, то быстро закончусь (смеется). Я тоже это чувствую. Но наверное поэтому другие литературные жанры даже в голову не пришли. Это точно не триллер и не драма. С другой стороны, может быть в моем романе есть еще и какие-то детективные нотки: когда ты ищешь разгадки в историях, чувствуешь себя немного Шерлоком Холмсом. Но вообще все-таки больше похоже на приключенческий роман. Потому что каждый новый шаг в этой профессии представляет собой какие-то приключения, какой-то потрясающе увлекательный путь.
Так, например, в ноябре 2023 года я провела свою первую, и надеюсь не последнюю, открытую встречу в Нарративной Мастерской. И это тоже был абсолютно новый опыт: онлайн трансляция и почти 30 «живых» участников. Я безумно волновалась!
– Что помогло тебе решиться на этот опыт?
– Ты знаешь, наверное, в первую очередь мои прекрасные коллеги: например, Наталья Окашева, которая проводила мастерскую за месяц до меня. Изначально я пришла в качестве группы поддержки. Но это оказалось так неожиданно захватывающе! Наташа в процессе давала классные антропологические задания. Это была не лекция, а настоящая живая игра. Я была под таким впечатлением, что тут же решила: я тоже так хочу!
Во-вторых мои удивительные собеседники. Я долго думала, о чем же таком «новом» я могу рассказать на открытой встрече? Что предложить, что еще никто не делал? И тут одна из моих собеседниц в ходе нашего разговора вдруг подняла на поверхность экзистенциальный вопрос о страхе своей смерти и о том как он (страх) влияет на ее решения. Я задумалась, а есть ли какая-то нарративная карта для работы с такими вопросами? И решила, что если нет, то я просто обязана ее создать! Так родилась идея для открытой встречи. Еще раньше, чем сама карта (смеется).
Нет, серьезно, мы согласовали тему и дату, но у меня в тот момент не было ни карты, ни идеи, о чем конкретно я буду говорить. Уже позже я признала, что это был правильных ход – если бы я все это продумывала заранее, то возможно никогда бы и не провела эту встречу, потому что все время было бы что-то, что еще нужно доделать, доработать, поправить, чтобы все было идеально. А тут: назад дороги нет, я вписалась. И карта как-то очень легко, быстро и плавно сложилась. И я презентовала ее на открытой встрече.
И в третьих конечно все те, кто поддерживал меня до, во время и после моего выступления. Начиная от близких подруг и заканчивая совершенно незнакомыми мне людьми. Очень многих я до этого не знала. «Кто придет говорить о смерти?» – думала я. И была в шоке от того, как много нас было! При этом внутри встречи все было очень бережно, тепло и не страшно. Было много воодушевления и искренней радости. Мы много смеялись на встрече по смерти – и это тоже про свободу для меня.
На меня влияет идея о том, что в жизни вообще очень много смерти, а в смерти тем временем очень много жизни. И можно смотреть на это как на что-то пугающее, ужасное и всячески пытаться избегать этого, а можно мягко поменять фокус и взглянуть на смерть как на единственный гарантированный нам жизнью опыт и что-то в связи с этим сделать. Искать в этом какую-то мудрость, опору. Можно это праздновать – праздновать свою жизнь! Собственно, на этом моя карта и строилась. На пересочинении и создании предпочитаемого образа. И на вопросах, которые смерть может задать тебе, а ты можешь задать ей. В общем, философская такая штука. Тоже отчасти про любовь.
– Ксюша, расскажи, пожалуйста, что дает тебе нарративная практика?
– Как человеку она дает мне свободу, ощущение полета! Я вообще бунтарь по жизни: не люблю ограничения, маргинализацию, когда мне кто-то диктует, как надо думать и жить... В последние годы мне с моими принципами очень сложно умещаться в рамках «законов и правил»... Ощущение, словно стены вокруг меня сдвигаются и вот-вот раздавят.
И в этом плане знакомство с нарративной практикой стало для меня настоящей отдушиной. Это было – как распахнуть окно и вдохнуть свежего воздуха. Понять, что где-то еще есть свет и чистый воздух. Что есть еще место, где я могу проявляться и делать что-то важное – быть настоящей, транслировать свои ценности и поддерживать свободу не только внутри себя, но и снаружи. Могу раздвигать стены и рамки, могу праздновать различия, могу соприкасаться с потрясающими, свободными и искренними людьми, разделяющими мои ценности.
– А что нарративный подход дает тебе как практику?
– Ты знаешь, я вообще очень любопытная! И очень люблю свое любопытство – мне интересны люди и их истории, нравится прикасаться к этим историям, свидетельствовать их, собирать как яркий гербарий. Я очень люблю задавать вопросы, в том числе неудобные (смеется). И мне кажется, я бы не получала такого искреннего удовольствия ни в одном другом подходе.
Кстати, параллельно с обучением в Нарративной Мастерской я прошла переквалификацию в экзистенциальном подходе. И не смотря на то, что изначально делала это скорее просто ради официальной «корочки», по совету мамы (она тоже психолог), тем не менее я вижу очень много точек соприкосновения между Нарративной практикой и Экзистенциальным анализом. А еще я искренне обожаю Ирвина Ялома, очень давно прочитала все его художественные книги и сейчас пытаюсь осилить учебник по экзистенциальной психотерапии. Меня очень трогают и увлекают вопросы бытия, они вызывают мой живой интерес. Но и они проходят во мне в первую очередь через нарративную оптику, через призму свободы выбора, через возможность быть собой, такой, какой хочется.
Возвращаясь к твоему вопросу, наверное, тут хочется еще упомянуть об игре, как форме взаимодействия со сложными темами. Легкой, искренней, живой игре. Не то, чтобы это что-то несерьезное. Но как будто бы люди могут в этом проявляться из какой-то своей естественной, детской части. Могут окунаться в творчество – собирать пазлы из разных кусочков своей жизни, представлять и играть с разными образами и метафорами. Я обожаю метафоры! Кстати, еще со времен моего бытия художником, когда я проводила мастер-классы по интуитивной живописи (это была моя первая терапевтическая история), и до сих пор очень люблю цитату Пабло Пикассо: «Каждый ребенок – художник, трудность в том, чтобы остаться художником выйдя из детского возраста». Наверное, потому что дети самые свободные и искренние люди, они существуют вне рамок и ограничений. Для них еще все возможно! И я в восторге, что нарративная практика в этом плане позволяет окунаться в детство. Это отдельная категория удовольствия.
– Свобода, любопытство, удовольствие, игра...
– Это классный союз (смеется). Сейчас подумала, что мои отношения с нарративной практикой похожи на роман.
– Почему именно роман?
– Наверное, потому что там очень много любви. С момента знакомства с нарративным подходом, с момента начала учебы эта любовь все время разворачивается. Любовь к себе и всем своим «сучкам», любовь к миру, любовь к людям. Не ко всем пока получается испытывать эти чувства (смеется), но я и не Далай-лама, признаемся честно. Любовь к жизни, любовь к историям, к своим и чужим опытам.
Олеся мне иногда говорит, что у меня очень большое сердце, и если я не буду его беречь, то быстро закончусь (смеется). Я тоже это чувствую. Но наверное поэтому другие литературные жанры даже в голову не пришли. Это точно не триллер и не драма. С другой стороны, может быть в моем романе есть еще и какие-то детективные нотки: когда ты ищешь разгадки в историях, чувствуешь себя немного Шерлоком Холмсом. Но вообще все-таки больше похоже на приключенческий роман. Потому что каждый новый шаг в этой профессии представляет собой какие-то приключения, какой-то потрясающе увлекательный путь.
Так, например, в ноябре 2023 года я провела свою первую, и надеюсь не последнюю, открытую встречу в Нарративной Мастерской. И это тоже был абсолютно новый опыт: онлайн трансляция и почти 30 «живых» участников. Я безумно волновалась!
– Что помогло тебе решиться на этот опыт?
– Ты знаешь, наверное, в первую очередь мои прекрасные коллеги: например, Наталья Окашева, которая проводила мастерскую за месяц до меня. Изначально я пришла в качестве группы поддержки. Но это оказалось так неожиданно захватывающе! Наташа в процессе давала классные антропологические задания. Это была не лекция, а настоящая живая игра. Я была под таким впечатлением, что тут же решила: я тоже так хочу!
Во-вторых мои удивительные собеседники. Я долго думала, о чем же таком «новом» я могу рассказать на открытой встрече? Что предложить, что еще никто не делал? И тут одна из моих собеседниц в ходе нашего разговора вдруг подняла на поверхность экзистенциальный вопрос о страхе своей смерти и о том как он (страх) влияет на ее решения. Я задумалась, а есть ли какая-то нарративная карта для работы с такими вопросами? И решила, что если нет, то я просто обязана ее создать! Так родилась идея для открытой встречи. Еще раньше, чем сама карта (смеется).
Нет, серьезно, мы согласовали тему и дату, но у меня в тот момент не было ни карты, ни идеи, о чем конкретно я буду говорить. Уже позже я признала, что это был правильных ход – если бы я все это продумывала заранее, то возможно никогда бы и не провела эту встречу, потому что все время было бы что-то, что еще нужно доделать, доработать, поправить, чтобы все было идеально. А тут: назад дороги нет, я вписалась. И карта как-то очень легко, быстро и плавно сложилась. И я презентовала ее на открытой встрече.
И в третьих конечно все те, кто поддерживал меня до, во время и после моего выступления. Начиная от близких подруг и заканчивая совершенно незнакомыми мне людьми. Очень многих я до этого не знала. «Кто придет говорить о смерти?» – думала я. И была в шоке от того, как много нас было! При этом внутри встречи все было очень бережно, тепло и не страшно. Было много воодушевления и искренней радости. Мы много смеялись на встрече по смерти – и это тоже про свободу для меня.
На меня влияет идея о том, что в жизни вообще очень много смерти, а в смерти тем временем очень много жизни. И можно смотреть на это как на что-то пугающее, ужасное и всячески пытаться избегать этого, а можно мягко поменять фокус и взглянуть на смерть как на единственный гарантированный нам жизнью опыт и что-то в связи с этим сделать. Искать в этом какую-то мудрость, опору. Можно это праздновать – праздновать свою жизнь! Собственно, на этом моя карта и строилась. На пересочинении и создании предпочитаемого образа. И на вопросах, которые смерть может задать тебе, а ты можешь задать ей. В общем, философская такая штука. Тоже отчасти про любовь.