«Я вообще не поняла, что это было, – удивленно сообщила в конце первой сессии в нарративном подходе с Верой Голубевой клиентка, имевшая в прошлом неудачные отношения с терапевтом. – Я не собиралась все это рассказывать и не ожидала, что все так пойдет».
В начале работы женщина говорила о том, что у нее проблемы с доверием, и что она, наверное, не сможет рассказывать. Как будто бы заранее извиняясь.
«Я была настроена оптимистично, – вспоминает Вера, – недаром «всегда есть щенок». Я держала эту фразу в голове. Просто начала задавать ей вопросы и слушать».
В завершении первой встречи собеседница сообщила, что получила для себя много осознаний, раскрылась, и при этом не увидела, что терапевт как-то на нее влияла, давила, устанавливала какой-то сверхраппорт.
«У меня возникло ощущение, что человек как будто бы открыл для себя целый новый мир, – рассказывает Вера. – Мир, в котором можно без давления, просто отвечая на вопросы, понять что-то для себя. И мне кажется, что это стало важным открытием для моей собеседницы. Эта женщина стала возвращаться ко мне по запросу. Потому что я ей сказала, что при желании можно ходить не постоянно. И для меня это такая интересная история о том, что даже человек, который долгое время находился в психотерапии, может таким образом реагировать на такой недирективный подход. Ему было легче разговаривать, не возникало сопротивления, потому что он сам решает».
– Как думаешь, какие еще двери может открывать недирективность нарративного подхода?
– Когда я только пошла на обучение первой ступени, мне были очень важны основы нашего подхода: что щенок есть всегда, что человек всегда справится, что мы не эксперты в его жизни, что он сам эксперт в своей жизни, что он сам способен справиться со своими проблемами. Но при этом идея, что цена ошибки психолога очень высока, сильно давила на меня как на начинающего психолога. Это ощущалось как шаг вправо – шаг влево и ты можешь сломать другому жизнь.
В этом смысле весьма облегчающими жизнь для меня стали слова Олеси о том, что если человек жив, пришел к вам в функциональном состоянии на консультацию, то он 100% он умеет справляться со своей жизнью сам. Она призывала нас верить в это и сохранять спокойствие. И у меня сразу ушли все мысли о спасательстве, а вместо них пришла мысль о том, что я помогаю задавать вопросы и лучше узнавать себя. Это позволяет мне не выгорать в работе. Я отношусь к ней серьезно, но это помогает мне не доставать клиентов между сессиями, не тревожиться, если клиент пропадает или что-то происходит. Я верю, что он сам справится, а если возникнет запрос, сам придет ко мне. Если не возникло запроса, значит у него все хорошо. Если он ушел к другому специалисту, значит так тоже надо. Это было очень освобождающе.
– Изменился ли твой взгляд на нарративный подход? Твои отношения с ним?
– Он стал глубже. Вначале было не совсем понятно. Отчасти потому что многие книжки о нарративной практике, статьи написаны для меня сложным языком, они же переводные. А переводить надо тоже уметь. Нарративный подход он очень концептуальный, философский, в нем много мыслей и отсылок. Сейчас у меня к нему очень практичное отношение, как будто мы свели с ним близкое знакомство. Словно раньше я могла рассказывать о нем чужими словами, а сейчас могу говорить своими. Я переработала их под свой речевой аппарат. Я присвоила его себе и теперь возвращаю в мир. Это важно для меня.
– Что это даёт тебе?
– Это позволило мне рассказывать о нарративном подходе так, чтобы было понятно любому человеку, пришедшему со стороны. Объяснять, что такое экстернализация, пересочинение, и чтобы это не звучало как слишком простая история. Потому что со стороны они выглядят так, хотя внутри это устроено сложнее. Сейчас я могу спокойнее и подробнее рассказывать клиентам, что мы делаем и для чего. Я предпочитаю в работе прозрачность: рассказываю про инструмент и говорю, что мы можем попробовать. Если я вижу, что человеку нужно объяснить, я это делаю. И когда собеседник сознательно соглашается отделять проблему от себя, например, он спокойнее потом отвечает на вопросы.
«Идея, что цена ошибки психолога очень высока, сильно давила на меня как на начинающего психолога»