Проблемный ребёнок, лузер, источник неприятностей, фрик:

Когда на консультациях мы с подростками разговариваем об их жизни, для её описания они часто используют перегруженные негативом истории идентичности — например, говорят о себе «я лузер», «я фрик». Такие Я-утверждения выступают в качестве ярлыков, влияющих на их представления о себе и отношения с другими, и ограничивающих их возможности для изменения. Эта статья посвящена тому, как можно деконструировать и экстернализовать негативные описания идентичности, а также заметить и развить альтернативные.

В тексте рассматривается социально-конструктивистский взгляд на идентичность как меняющуюся и порождающуюся в общении. Затем, прежде чем уделить внимание деконструкции негативных историй идентичности (с опорой на примеры из работы с клиентами), кратко рассказывается об описании жизни через истории. В завершение показывается, как в беседах с подростками можно высветить альтернативные истории идентичности.

В модернистском подходе развитие идентичности считается одной из задач подросткового периода, а ключевой его целью становится разрешение кризиса идентичности (Erikson, 1963). В течение какого-то времени идентичность развивается, пока не появляется целостное стабильное Я. Постструктуралистский, нарративный подход, рассматривает идентичность как множественное образование, порождающееся в сообществах и конструирующееся во взаимодействии (White, 2001, Dulwich Centre Journal). Ежедневно в школьном сообществе идентичность подростков ставится под сомнение; их идентичность оспаривается и формируется в морализаторских и воспитательных разговорах, а также через донесение до родителей. Во взаимодействии друг с другом сами учащиеся способствуют порождению идентичностей, используя такие ярлыки, как «гот», «рокер», «гангстер».

Помимо того, что на идентичность можно смотреть как на конструируемую совместно, её также можно видеть как множественное, не единичное образование. Это не одна история, но множество, формирующееся в разных контекстах (White, 2001, Dulwich Centre Journal). Идентичность способна меняться, и через это мы можем обращаться к разным себе в разные времена и в разных обстоятельствах[2]. Такой подход, когда мы смотрим на идентичность не как на как на фиксированную и врождённую, но как на предмет для пересмотра и изменений, значительно расширяет возможности терапевтической работы.

Хотя идентичность — договорной конструкт, она также может воплощаться через «истории», появляющиеся при взаимодействии между людьми. Нарративная терапия предполагает, что люди осмысляют свой опыт с помощью рассказывания историй[3]. Возникающие на консультациях истории часто отражают линейное развитие некоторых мотивов во времени (White and Epston, 1990). Для «историй» своих идентичностей клиенты-подростки часто используют отрицательные ярлыки. Эти отрицательные описания идентичности можно назвать «я-нарративами» - историями о себе, которые появились в жизни подростка под влиянием культуры и затем укрепились, стали насыщенными. Клиенты могут использовать такие влияющие на их представление о себе в обществе ярлыки, как «фрик» и «изгой». Подобные «я-нарративы» часто формируются в совместном авторстве клиента со значимыми другими — родителями, учителями, иногда друзьями. Присутствующие в них «ярлыки» дают один узкий взгляд на их идентичность, при этом отсекая доступ к другим, более перспективным вариантам (Freedman et al., 1997). Негативные истории идентичности влиятельны: они не просто описывают реальность, но задают её (White, 2001, Dulwich Centre Journal).

Однако истории не описывают всего жизненного опыта, а терапевты могут быть внимательны к альтернативным представлениям человека о себе; их можно исследовать и укреплять в процессе консультаций (White and Epston, 1990). Терапевту важно сохранять уверенность в том, что в жизни клиента есть эпизоды, не соответствующие проблемной истории идентичности. Такие эпизоды можно возвращать и снова включать в нарративы их жизни.

Деконструкция в терапии предполагает исследовательскую позицию по отношению к тому, что постулируется как истина и неопровержимые утверждения о мире[4]. Деконструирующий подход позволяет задавать вопросы, которые делают более видимой негативную историю идентичности, а также контекст, в котором она возникла, и её влияние на жизнь человека и его выборы. Экстернализующие разговоры помогают лингвистически отделить проблему от человека и пригласить клиента к размышлениям о том, как история идентичности проявляет себя в его жизни[5]. Общей целью становится создание пространства, в котором люди смогут почувствовать собственную влиятельность на действие историй в их опыте.

Побуждая клиента к размышлениям о негативной истории идентичности, я тем самым приглашаю его занять рефлексивную позицию по отношению к тому, что транслирует эта идентичность. Вместе с ним мы высвечиваем некоторый контекст этой истории — откуда она возникла, во взаимодействии с кем, в каких ситуациях. Это позволяет увидеть негативные истории идентичности не как универсальные истины, но как появившиеся внутри исторического контекста.

Кэндис[6] пришла на консультацию с историей о себе как об «изгое» в группе друзей. Она могла найти несколько подтверждений этой истории в недавнем прошлом, а в её голове часто появлялось представление о себе как об отверженной другими. Она говорила, что считает себя никчёмной, и такое отношение выражалось в самоповреждающем поведении. В разговорах с Кэндис мне было интересно узнать, как давно экстернализованная нами история присутствовала в её жизни, какое влияние она оказывала. Кэндис удалось назвать множество последствий этой истории идентичности, которые разрушали радость от общения с друзьями. Наряду с вопросами о том, как идентичность «отверженной» введёт себя в её жизни, мне также было важно узнать, в какие эпизоды жизни Кэндис у неё было больше всего сомнений в этой идентичности. Она смогла вспомнить несколько таких моментов и тех людей, которые вместе с ней могли бы усомниться в истории идентичности «изгоя». С помощью экстернализации стало возможным высветить влияние негативной истории идентичности на жизнь клиента.

Некоторые мужчины в жизни Жасмин называли её «шлюхой», а мать вдобавок прочила ей будущее в местном квартале красных фонарей. Жасмин не была уверена, что это её «настоящая» идентичность. Через мои вопросы к Жасмин мы распаковали некоторые социальные содержания этого слова, посмотрели на её определение слова «шлюха» и на значение этого слова в школьном контексте, а также исследовали, как этот ярлык влиял на неё. Она смогла заметить, что оказывается в позиции молодой девушки, от которой одновременно ждут и сексуальной «невинности», и сексуальной искушённости. Для неё также стало видимым, что «шлюха» - ярлык, который юноши навешивают на женщин. В наших разговорах мне было важно создать пространство, где Жасмин сможет высветить эпизоды, когда в отношениях к ней проявляли уважение и где её ценили, в котором она сможет поставить под сомнение некоторые социальные значения, заложенные в ярлыке.

У терапевтов в процессе консультирования есть возможность делать выбор — на что конкретно они обращают внимание в беседе с подростками. Одна из ролей, которую терапевт может выполнять в этой беседе — роль «ревизионного редактора», который замечает более крупные темы, способные помочь насытить новые истории (Parry, 1994). Консультант может делать терапевтические разговоры эффективными, создавая для клиента пространство, в котором тот получит новый опыт самовосприятия, отличающийся от привычного негативного, а также укрепит альтернативные идентичности — возможно, более предпочитаемые для воплощения в жизни (White and Epston, 1990). Как насыщенные проблемные истории часто появляются в соавторстве, так и более значимые истории могут появиться во взаимодействии — например, во взаимодействии с терапевтом и другими людьми в жизни клиента.

На консультации Кристал описывала свою идентичность словами «проблемный ребёнок». Семья считала её «непослушной» и «эгоистичной» и угрожала отказаться от девочки, если та не изменит своё поведение. От близких она слышала, что была нежеланным ребёнком, что разрушила их жизни. Я задавала Кристал вопросы, позволяющие высветить контекст, в котором эти истории появились, и ей удалось разместить на доске некоторую его часть. Вместе с Кристал мы поставили под сомнение истинность этой идентичности. Девушка заметила некоторые элементы семейной культуры, которые поддерживали этот ярлык, и несколько эпизодов собственного соприкосновения с этой семейной культурой.

Я также выбрала сконцентрироваться на том, у чего пока не было названия: альтернативные описания идентичности Кристал, которые могли противоречить проблемному. Ранее в нашем разговоре Кристал рассказывала о периоде, когда она помогала другому ученику. Я задавала ей вопросы об этой помощи, а также искала другие эпизоды появления «помогающей» Кристал — и находила. Кристал любила животных, и мне стало интересно, что её животные могли заметить в ней? Она ответила, что это могли быть заботливость и материнская опека. В письме к Кристал я задавала больше вопросов про примеры других описаний девушки. Позже она сказала, что один из членов семьи видел письмо и был очень удивлён «помогающей Кристал»!

Как и Кристал, клиенты могут испытывать некоторую амбивалентность по поводу правдивости негативного описания идентичности, особенно если ярлык появился благодаря члену семьи. Тогда консультанту важно занять позицию оптимизма в отношении потенциальных изменений и возможности обнаружения других идентичностей за пределами проблемной. Часто клиенты очень крепко связаны с негативными я-историями, и прямое сомнение в историях может оказаться неэффективным. В подобных ситуациях развитие альтернативных историй способно стать мощным инструментом для опровержения претензий негативных историй идентичности на истинность (White, 2004). Поиски других историй — позиция, которую консультант может занимать осознанно; она включает в себя уход от концентрации только на проблемных ярлыках и идентичностях[7].

В качестве консультанта я могу сознательно регулировать количество внимания, которое будет направлено на насыщенные проблемные описания человеком самого себя. Формировавшиеся в течение какого-то времени, проблемные истории часто несут в себе множество предписаний, особенно если их развитие происходило во взаимодействии со значимыми другими. Они могут быть предписательными и описательными, и нужны время и забота, чтобы создать пространство для других возможностей. Эффективность развития альтернативных историй может проявляться в том, что они высвечивают для клиента ту часть его опыта, которая не захвачена проблемами. Альтернативные истории могут быть обнаружены благодаря вниманию к крупным темам и поиску в нарративах пробелов, способных стать входами на более значимые территории жизни человека (White, 2004).

В примерах из этого текста время и энергия были направлены на то, чтобы вместе с клиентом исследовать маленькие эпизоды, в которых его восприятие себя отличалось от навязываемого проблемой. Я обнаружила, что в отличие от терапевтических подходов, в которых движение более простое и линейное — в направлении «прогресса» — при развитии альтернативной истории взаимодействие с клиентом предполагает движение в его темпе. Клиенту нужно знать, что его история была услышана полностью, что нацеленный на изменения и полный энтузиазма терапевт не «соскочил» с неё.

В школьных сообществах психолог может столкнуться с попытками склонить его присоединиться к фаталистическим заключениям о жизнях и будущем молодых людей. Эти заключения часто не принимают во внимание желание человека что-то изменить. Однако психолог может занять позицию, которая не будет подкреплять эти негативные истории, но позволит поискать в них пробелы и высветить эпизоды другого восприятия клиентами самих себя, до сих пор не получившие признания.

Что касается социальных работников, то они в своей работе могут сталкиваться с негативными заключениями о подростках, звучащими от их воспитателей, родителей, учителей или самих молодых людей. Им также может быть полезно учитывать влияние, которое подобные истории идентичности могут оказывать на подростков, их способность предписывать поведение и описывать человека. Получение навыков нарративной терапии на обучающих курсах может быть непременным условием для осуществления их деятельности, а также возможности расширения практики.

Когда я говорю об этих проблемах, во мне много надежды, что другие профессионалы не соглашаются с претензиями на истинность по сути своей саморазрушительных ярлыков идентичности и что они могут создавать пространство для обнаружения клиентами альтернативных историй идентичностей, способных привести к более вариативному и наполненному смыслами будущему.