Нарративная мастерская
 
Управление файлами cookie
Мы используем файлы cookie для обеспечения наилучшего взаимодействия с сайтом.
Управление файлами cookie
Настройки файлов cookie
Файлы cookie, необходимые для корректной работы сайта, всегда включены.

Другие файлы cookie можно настроить.
Основные файлы cookie
Всегда включены. Эти файлы cookie необходимы для того, чтобы вы могли пользоваться веб-сайтом и его функциями. Их нельзя отключить. Они устанавливаются в ответ на ваши запросы, такие как настройка параметров конфиденциальности, вход в систему или заполнение форм.
Аналитические файлы cookie
Disabled
Эти файлы cookie собирают информацию, чтобы помочь нам понять, как используются наши веб-сайты или насколько эффективны наши маркетинговые кампании, или чтобы помочь нам настроить наши веб-сайты под вас. На данный момент мы не используем аналитические файлы cookie.
Рекламные файлы cookie
Disabled
Эти файлы cookie предоставляют рекламным компаниям информацию о вашей онлайн-активности, чтобы помочь им предоставлять вам более релевантную онлайн-рекламу или ограничить количество просмотров рекламы. Эта информация может быть передана другим рекламным компаниям. На данный момент мы не используем рекламные файлы cookie.
Конфронтация в нарративной беседе: что это и с чем ее едят
Мастер-класс
  • Влад Андрейчук, помощник ведущих нарративной мастерской
  • Александр Кузнецов, ведущий нарративной мастерской
Меня зовут Александр Кузнецов
Нарративный практик, супервизор, педагог-психолог
Я совершенно влюблённый в нарративную практику психолог-консультант, одновременно с этим работаю педагогом-психологом. В равной мере уделяю внимание консультированию как подростков, так и взрослых, в сферу моих интересов также входит работа с начинающими психологами-практиками, поскольку я знаю, насколько бывает трудно совершить первые шаги в профессии.
Меня зовут Владислав Андрейчук
Нарративный практик, клинический психолог
Я — нарративный практик в обличие клинического психолога. Я работаю с историей человека, приглашая его к совместному размышлению и сочинительству. Для меня важно уметь восхищаться и уважать каждого человека, как и язык, который он приносит в работу. Таким образом, практика для меня — это акт совместной деятельности. Любые возникающие на пути трудности лишь насыщают процесс.
В процессе обучения и интервизионной/супервизионной деятельности возникало очень много вопросов по поводу конфронтации в нарративной беседе. Мы сочли нужным их подсветить, может быть, открыть что-то новенькое. Сейчас мы на этапе изобретения жанра – и хотим познакомить вас с нашими наработками.

Мы открыты к диалогу и постарались дать пространство для всех вопросов.

Конфронтация в нарративной практике
«Конфронтация — это техника из психологического консультирования, общая методология, которая не связана с конкретными подходами, одна из универсальных техник, которая может облачаться в более конкретную форму в зависимости от подхода, ваших взглядов и позиций.»
Идея конфронтации заключается в обращении внимания собеседника (клиента, пациента в других подходах) на аспекты (противоречия и пр.), которые он избегает или не замечает. То есть мы обращаем внимание на что-то, что человек упускает, находим и подсвечиваем противоречия в его словах.

Возникает вопрос — как сочетать конфронтацию, интересный, но конфликтный прием с духом нарративной практики? Спойлер: можно. Более того, если оставаться в позиции нарративного практика, конфронтация показывает себя очень любопытно и более экологично, чем в иных подходах.
Цели конфронтации

В классическом понимании конфронтация — это противопоставление разных аспектов опыта клиента, о которых он нам говорит, которые он продуцирует, чтобы он сам заметил несоответствие между чем-то и чем-то. Появляется вопрос — а зачем нам, психологам, нарративным практикам, помогающим специалистам, кому угодно, искать несоответствия и показывать их клиенту?
Какова цель конфронтации?
— Подсветить то, что человек не видит. Когда он это проговаривает сам, он думает: «Ой, оказывается вот так, а я никак об этом не думал». Сфокусировать или даже проинформировать о том, что есть некое противоречие в опыте или в восприятии этого опыта. Очень часто человек говорит, что никогда этого не замечал.

— Будто бы встать на защиту чего-то важного и ценного, что, возможно, проседает под действием проблемы, как будто нужна дополнительная помощь человеку. В моменте, когда я использую конфронтацию, я становлюсь на сторону человека против проблемы, мы замечаем эти противоречия и про них говорим.

— Сделать видимым влиятельное, но невидимое.

— Мы спорим с голосом проблемы, но не самим человеком. Тогда цель, возможно, этот голос просто продемонстрировать. Например, когда проблемная история поддерживается сообществом или окружением, но нет голоса, который противостоит проблеме. В каком-то смысле это конфронтация.

— Предложить альтернативный взгляд, дополнить и расширить существующий

— Чтобы лучше увидеть влияние проблемы, сделать его более заметным. Так получается более богатая история.
Занятно, что мы заговорили о дискурсах, потому что в нарративной практике самая тривиальная потребность в конфронтации возникает при деконструкции. Мы видим явно конфликтующую идею, от которой не всегда хотим отказываться, и нужно что-то ей противопоставлять. Очень часто деконструкция пользуется как раз поиском противоречий, которые в ходе деконструкции появляются, причем противоречий на многих уровнях — от идей до поведения.

Если смотреть на то, как цели конфронтации выделяются в культурном поле, не сопрягаясь с нарративной практикой, мы выделили основные направления:
Цели конфронтации в культурном поле
1.     Выявление противоречий в словах клиента
Это нахождение голосов проблем, то есть того, что не соответствуют предпочитаемому. Часто это голоса других людей, которые когда-то отпечатались у человека.

2.     Возвращение к реальности
Конфронтация может выполнять заземляющую функцию, которая способствует осознанию на уровне: «ОК, есть это и это, давай немного сверимся, как на самом деле. Ты говоришь об одном, но есть другой опыт».
Очень часто человек при социальной тревожности или в депрессивном состоянии, несмотря на регулярно фиксирующиеся уникальные эпизоды, убежден в том, что есть только так и никак иначе. Этой априорности нужно противопоставить какое-то живое доказательство. Иногда у человека не хватает ресурсов это увидеть, даже когда мы подсвечиваем очень мягко. Иногда приходится возвращать его к реальности и говорить прямым текстом, например: «Мы сейчас выявили такой уникальный эпизод, насколько он сопоставляется с историей про то, что все плохо и вообще никогда ничего не получалось?»

3.     Прерывание-избегание
Конфронтация — один из инструментов, который позволяет достаточно мягко и этично подсветить, что мы замечаем какие-то моменты, от которых человек уходит, которые создают препятствия и сложности. Банальный пример — когда мы доходим до определенной точки в терапии, до какого-то вопроса, и у нас стопорится процесс, начинает что-то происходить, я спрашиваю: «Подскажи, пожалуйста, о чем это для тебя»

Многие терапевты в своей практике сталкиваются с проблемой, что беседа идет кругами, раз за разом возвращаясь к одному и тому же, с чем человек сталкиваться не хочет. Конфронтация нужна, в том числе, чтобы сэкономить время, чтобы человек не наматывал этот тревожный круг одинаково, не входил постоянно в проблемный дискурс и не оставался в нем. Иногда конфронтация позволяет прервать цикличность и затерянность.
Конфронтация: правила

Задумка нашего мастер-класса в том, чтобы смотреть на конфронтацию, как на технику, которая может использоваться вне зависимости от подхода и степени продвинутости в подходе. Главное, для нарративного специалиста соблюдать действительно очень простые принципы и базовые ценности нарративной практики.
Сразу оговоримся, что конфронтацию вне зависимости от применения не стоит использовать в первые 10 минут беседы, и не потому, что это плохо, неправильно или нельзя. Можно все. Но подсвечивание противоречий, замечание несостыковок все-таки требует некоторого доверительного контакта. Ваш собеседник, скорее всего, испытывает некоторую тревогу по поводу того, что он здесь находится. Напротив него сидит человек, скорее всего, в экране, скорее всего, он видит его первый раз, скорее всего, он думает, что психолог будет говорить с ним про маму или про детство, за ним записывать, чтобы потом что-то сделать. В общем, много всяких идей присутствует, и, если с первых минут начать находить в истории человека противоречия и их подсвечивать, чисто на уровне переживания это может восприниматься как «Черт, меня поймали!»
Поэтому даже если мы замечаем в истории человека какие-то несостыковки, то относимся к ним с пониманием и любопытством, и делаем сноску на контакт
Важный момент. Чтобы не возникало дебатерского фона во время разговора с клиентом, перед техниками с риском конфликта с клиентом (конфронтацией, деконструкцией) нужно дать себе немного времени на поиск оснований для того, чтобы использовать этот инструмент. Когда мы начинаем им пользоваться безосновательно, по большому счёту, тычем пальца в небо.

Есть два основных правила конфронтации, и они достаточно тривиальны. Интересно, что выделены они еще в 70-х годах, но лучше до сих пор никто не придумал.
  • Конфронтация ≠ наказание клиента
    Правило логично вытекает из принципов и ценностей нарративной практики, но не так очевидно для многих. Мы используем конфронтацию не для наказания клиента, не говорим: «Ага, попался! Ты сейчас сказал вот это, а до этого говорил вот это». Конфронтация — точно не способ выразить свой негатив по отношению к тому, что говорит собеседник, не попытка его подловить, поймать, пристыдить, это способ выйти из проблемных дискурсов, проблемных позиций к альтернативным предпочитаемым идеям.
  • Конфронтация в первую очередь — это помогающий метод
    Второе правило не менее тривиально — конфронтация не должна служить для того, чтобы преодолевать что-то непроблемное, то есть какие-то методы психологической защиты клиента, предпочитаемые дискурсы, либо что-то в этом роде. Не нужно противопоставлять человеку то, что в принципе ему нравится, его устраивает и вроде бы как проблем ему не дает, даже если вы подмечаете для себя что-то вам не подходящее либо не подходящее клиенту по вашему мнению.
Эмпатическая конфронтация

Конфронтация — это, в том числе, способ движения терапии. Эту технику мы используем, чтобы продвинуться куда-то, а не укрепиться в чем-то самостоятельном. Здесь работают те же базовые операторы, слова и фразы, которые мы используем при задавании вопросов от банальных «мне кажется», «я заметил», «смотри, в твоей истории я услышал» и так далее.

Наш стиль — это эмпатическая конфронтация, то есть конфронтация, в которой терапевт высказывает свои замечания из желания беседу продвинуть, а не поймать человека на противоречиях

Наш стиль — это действительно подсвечивание чего-то и приглашение человека задуматься об этом.

Неискренность на самом деле чувствуется, на ней очень легко поймать. В диалоге тет-а-тет резко видно, с какой целью ты начинаешь выходить в конфронтацию или деконструкцию и задавать соответствующие вопросы. Искренний интерес — это одна из соломок, которые можно подстелить, чтобы конфронтация не ощущалась небезопасной для человека.
— Я так слышу, что с одной стороны, это конфронтация внутри того, что рассказывает клиент, а мы показываем, что эти идеи между собой не сходятся. А с другой стороны, здесь, видимо, конфронтация в том, что я, как терапевт, не даю клиенту абсолютно гладкий опыт, являюсь немножко препятствием. Я говорю: «Кажется, в твоих историях эти идеи не очень дружат, давай посмотрим туда», а клиент отвечает: «Что ты делаешь, отпусти мои идеи, все нормально было!».

— Да, иногда возникает неприятная, очень гадская необходимость быть неприятным для клиента, некоторым препятствием, потому что в противном случае прозрачность нарушается. Если мы по пятам клиента пойдем плутать кругами, во-первых, просто потратим очень много времени, причем, возможно, даже без результата, во-вторых, это тоже про ценности. Прозрачность, в том числе, нужна для того, чтобы прозрачно подсвечивать противоречия.

— Идея про живой опыт близка. Я бы сформулировала так, что это вообще про то, как клиент обходится со своим опытом, и мы ему даем возможность обойтись с этим опытом как-то еще, именно потому, что мы в этом взаимодействии присутствуем как другой живой человек.

Да, потому что мы в нарративной практике не табула раса, не просто машина бесконечного и беспощадного принятия каждой реплики. Мы люди со своим опытом, со своими взглядами, со своей позицией. И в ней важен контакт. Бывают забавные ситуации: часто, когда идешь в конфронтацию, клиенты говорят: «Зачем ты это заметила? Все было так логично и стройно». Это не про то, что ты меня поймала, а про то, что контакт есть, человек на это среагировал, и мы можем дальше продолжать работу.
Особенности конфронтации в рамках нарративной практики

Как, где и почему может помочь конфронтация в нарративной практике?
Мы рассказали, как мы это видим. Интересно, какие вы видите особенности и нюансы, что уже знаете, что уже используете?
·         Анализ и решение в контексте зоны ближайшего развития
— Это обсуждение с клиентом решения в зоне ближайшего развития — не слишком далекий шаг, не слишком быстрый, резкий, может быть, не сейчас, а чуть позже. А может, вообще не надо сюда идти, если это вызывает явно неспособность найти решение.

·         Облегчение предъявления противоречий в словах клиента
— В нарративной практике очень удобно делать шаг наверх в таких ситуациях. У нас уже есть описание того, что происходит. Там могут быть влиятельные истории, дискурсы или эмоции, которые каким-то образом влияют. Это очень сильно облегчает обозначение конфликта, потому что мы можем не просто констатировать, что одна идея противоречит другой, а сказать: «Кажется, когда на вас влияет такое состояние, вы видите это таким образом, что обесценивает ваш опыт»

·         Нарративная позиция терапевта — заинтересованная, а не подавляющая и принижающая
Действительно, это та история, которую мы, как нарративные практики, можем подавать достаточно легко из разряда: «Слушай, ты сейчас рассказал историю. Хочется прояснить — ты сказал А, сейчас говоришь Б — как это вообще соотносится? О чем это для тебя?». Например, человек говорит, что он отвратителен в публичных выступлениях, вообще чувствует себя ужасным позорищем, но при этом может рассказывать истории про успешные, с нашей точки зрения, социальные интеракции. На самом деле это может быть для него вообще о разном, поэтому любопытно узнать, как это он воспринимает, является ли для него это противоречием.
Применение конфронтации в нарративной практике

Хотим дать какую-то опору тем, кто хочет опробовать конфронтацию в своей работе.
Когда конфронтация уместна:
  • Нелогичные противоречивые сообщения.
— Когда есть большой контраст между состояниями и можно сделать видимым влияние. Например, общаешься с клиентом 4 сессии, и на пятой сессии он вдруг совсем в другом состоянии и другую историю рассказывает о происходящем. В этот момент можно поговорить о состоянии, например, предложить идею: «Кажется, вы раньше об этом говорили несколько по-другому. Возможно, состояние, в котором вы находитесь сейчас, сильно влияет на то, что вы видите».

  • Противоречие между запросом и процессом.
Расширю идею про контраст состояний: на самом деле это та же история, когда каждую сессию у клиента новый запрос, а про прошлые запросы он не вспоминает. Иногда сталкиваюсь с тем, что человек будто обнулился с прошлой встречи, он уже не помнит, что вообще было, и процесс начинается заново.

  • Сложности с выражением эмоций
За время прохождения учебной практики и карт, я столкнулся с людьми, которых назвал «сложными клиентами для нарративной практики». Такой человек с трудном выражает эмоции, говорит об очень тревожащем и волнующем событии в своей истории абсолютно спокойным и ровным, могильным голосом. Мне кажется, что как раз конфронтация может здесь помочь. Часто это проявляется не только в том, что человек не выражает эмоции, но и в появлении эмоций во время отдельных моментов.

— Да, иногда это очень полезно. Человек вдруг вообще замечает, что он что-то чувствует, или что-то вообще с ним происходит, или как он как-то на это реагирует. Хотя до этого ему казалось, что все нормально.

— Это он думает, что не выражает. Но у него меняется состояние. Иногда я даже могу заметить, что взгляд меняется, он будто куда-то смотрит. Когда про это говорю, человек соглашается: «Да, действительно, не знаю, как это назвать, но что-то со мной происходит».

С такими собеседниками важно оставаться в общей экологической базе (быть аккуратным и так далее), потому что обычно им такое подсвечивание не очень подходяще и комфортно. Но мы помним, для чего мы это делаем. Мы не подглядываем за человеком, отмечая, что у него как-то изменилась интонация, речь, взгляд просто для того, чтобы это подсветить, а для того, чтобы действительно прояснить этот момент.

  • Смещение акцентов (фокуса)
— Сталкиваюсь с тем, что человек начинает говорить не о себе, а о своем партнере, о своих родственниках, пытается анализировать их позицию и историю. Тогда я предлагаю вернуться к нему. Это будто бы избегание.

Действительно, часто бывает, что люди пытаются говорить о других людях и выйти на терапию третьих лиц. Здесь мы можем конфронтировать и подсветить даже на уровне сеттинга. Это тоже очень важный момент конфронтации — противопоставление позиции и цели терапии, зачем мы вообще здесь находимся и что мы можем. Конфронтация в этом плане может быть очень вариативна по уровням абстракции — от мета-моментов организации, до более конкретных эмоций, чувств и так далее.

На самом деле подсвечивание ожиданий от терапии тоже может быть конфронтирующим моментом. Возможно, человек думает, что терапия — это прийти, рассказать о том, что его партнер отстойный, и узнать, как исправить своего партнера. Человек может быть искренне уверен, что хочет именно этого. Мы можем попробовать сместить его фокус и сопоставиться в целях. Но мы об этом не узнаем, если об этом не поговорим.

  • Сопротивление терапии
Есть клиенты, которые отличаются явным негативизмом по отношению к терапевту — что бы мы не сказали, какой бы вопрос не задали, даже при возвращении слов клиента, слышим в ответ: «Нет, это не то, это не так, я с этим не согласен, мне это не нравится». Также сюда относим негативизм по отношению к методу, сопротивление или полное отвергание наших предложений, саботирование процесса (регулярные переносы, нерегулярность встреч и так далее).

Важный момент, что сеттинг и вообще процесс нарративной практики — это договор двух людей. Мы говорим о сопротивлении, скорее, в контексте нарушения договора — мы сначала договорились об одном, пожали друг другу руки, вроде работаем, а по итогу выходит совершенно другое.

Встречаются люди, которые приходят «оттерапевтировать» терапевта: «Сейчас я приду, и терапевт себя плохо почувствует, меня ни один психолог за 15 лет не взял». В этом тоже есть какой-то интерес. Если человек продолжает третировать психологов год за годом, то чисто из позиции любопытства нарративного практика неплохо было бы об этом подговорить — что человеку дает такая позиция в терапии, является ли она для него по-настоящему терапевтичной, либо это просто его хобби за деньги.

Мы говорим об этом в контексте конфронтации, потому что на самом деле, как уже говорили, цель конфронтации — продвижение терапии. А когда вы понимаете, что друг к другу не подходите, пришли сюда с разными целями и пора закончить работу — это очень хорошее продвижение терапии. Оно прямо продвигает её от начала и до конца. И мы не должны бояться таких результатов.
«Любая терапия — это межличностное взаимодействие, любое межличностное взаимодействие в контексте терапии — это симуляция жизненного опыта. Даже такой опыт отказа от терапии, когда терапевт прямым текстом говорит: «Нужна ли вам терапия на самом деле, зачем вы сюда приходите?»

— Я подумала еще про особенности нарративной практики. В других подходах мы считаем, что подсвечиваем противоречие, которое 100% действительно есть, а в нарративной практике больше говорим о том, что видим противоречие. То есть я его вижу, об этом говорю, но не считаю, что оно 100% есть, и как раз хочу узнать. Например, клиент выражает эмоции странно для меня, и я узнаю, что он действительно так выражает эмоции, а не закрывается таким образом.

Из этого следует вывод, что конфронтация не обладает правом интерпретации, это особенность нарративной практики — мы априорность своего опыта ставим под сомнение, мы такая же личность, которой свойственно ошибаться, на которую влияют какие-то дискурсы.

«На самом деле глобальная конфронтации и подсвечивание противоречия — выход к авторской позиции. Мы человека разворачиваем к тому, что это он принимает решение делать что-то или что-то не делать. Решение что-то не делать — это тоже выбор. Это помогает вернуться к авторской позиции и на нее немного опереться.»
Важный методологический дисклеймер

Майкл Уайт вообще не поддерживал диалог с прямой конфронтацией. Именно поэтому мы с уважением к Майклу Уайту предлагаем немножечко обновленную методологию — не прямую конфронтацию, а приглашение к разговору. Это не создает классического привычного мейнстримного понимания конфронтации, но при этом немного стравливает конфликты и помогает методу реализоваться.
Как это можно делать?
Формула классической конфронтации:

Вы сделали А, но говорите Б — что такое?

В контексте нарративной практики мы можем переиначить эту формулу, ведь нарративная практика про вопросы и про работу с языком:

Как вам удается говорить А, учитывая, что вы продолжаете делать Б?

Немножко больше именно нарративного словаря при правильном подходе и формировании собственного стиля может смягчить очень резкие вопросы и очень резкую форму. Это позволяет, срезая на поворотах и скругляя углы, безопасно говорить на потенциально неприятные темы самым экологичным и очень нарративным образом, без авторитарности со стороны терапевта.

Также хотим подсветить, что иногда конфронтация приходит со стороны клиента. Ему просто не нравится какое-то слово, например, «например», которое вы используете постоянно, его бесит.  Конфронтация закончилась, вы обсудили конфликт в мета-терапевтическом процессе про язык терапевта — вроде бы хорошо, терапия движется, делаем вопросы без «например», например, и на эти вопросы клиент уже отвечает. Бывает что-то более глубокое, но тут уже зависит от контекста.
Таким образом, мы хотим сказать о том, что конфронтация пускай и считается сложным приемом в терапии, но представляется нам важным на пути становления практика. По мере накопления профессионального опыта, консультирующий специалист так или иначе будет сталкиваться с обозначенными в Мастер-Классе проблемами, и конфронтация — один из ведущих способов корректно на них реагировать