Интервью с Олесей Симоновой

Лена: Представься, пожалуйста, и расскажи о себе и о подходе, в котором работаешь.

Олеся: Меня зовут Олеся Симонова. Работаю как терапевт не так давно (5-6 лет), и использую сразу несколько подходов, главный из которых нарративная практика. Это первый подход, которому я обучалась, а сегодня обучаю других людей. Второй подход - десенсибилизация путем движения глаз, его активно использую при работе с травмами. Третий подход, которому долго обучалась - эриксоновский гипноз. Его реже применяю, но он тоже помогает в работе.

Еще в моем арсенале присутствует ориентированная на решение краткосрочная терапия. Думаю, что она помогает мне вести беседы. Последние 2-3 года увлечена телесными практиками, помогающими человеку обрести спокойствие и влиять на собственное состояние.

Лена: Спасибо. Расскажи чуть больше про два подхода, которые упомянула: нарративную практику и десенсибилизацию глаз. О последнем не слышала, а о нарративной практике знаю.

Олеся: Неделю назад давала комментарий для журнала Glamour, и там тоже просили рассказать об этих подходах. Нарративная практика, по моим ощущениям, самый либеральный подход из всех, которые знаю в психотерапевтическом поле. Поэтому в нарративной практике работают с трудными темами: стыд, вина, ощущения низкой самооценки («я какой-то не такой»).

Нарративные практики помогают людям, которые ощущают, что они особенные и/или не получают одобрение общества. И неважно, относится человек к определенному сообществу (например, ЛГБТ), или его подвергали унижениям и оскорблениям, или сам применял или применяет до сих пор насилие, а может, у него нестандартный вес и пр.

Это происходит за счет того, что нарративные практики определенным образом смотрят на человека как на того, кто справится, у кого есть цели, надежды, мечты и вера во что-то. Нам очень важно узнать про это у человека, исследовать и помочь ему в большей степени воссоединиться с собственными ценностями.

Это позволяет очень отстраненно смотреть на проблемы, не навешивая на людей ярлыки, даже если до этого другие терапевты им поставили диагнозы. В нарративной практике есть представление, что человек — это человек, проблема — это проблема, проблема — это не человек, и человек — это не проблема.

Олеся: Если говорить о методе EMDR (Eye Movement Desensitization and Reprocessing) или по-русски десенсибилизация и переработка движением глаз, то это, как мне кажется, наиболее эффективный инструмент для быстрой работы с сильными эмоциональными переживаниями: страх, паника, гнев, ярость – с тем, что человеку сложно контролировать самому, когда он говорит: «Все умом понимаю, но ничего поделать не могу». В этих случаях, думаю, нет ничего лучше, чем пойти к EMDR-терапевту на 1-3 сессии. Это действительно быстро работает.

Например, я работала сегодня с утра с девушкой, которая пришла с очень сильным страхом, паническим переживанием. Когда мы завершили нашу часть работы, я спросила, насколько уменьшился страх (вначале он оценивался на 7-8 из 10 баллов). Девушка сказала: «Хм… 5 из 10, наверное. Не представляю, почему страх так быстро ушел. Ничего не чувствую, но на всякий случай скажу 5 из 10»

Это, правда, очень быстрый способ для снижения чувствительности к триггерящим нас событиям, воспоминаниям, ощущениям или конкретным взаимодействиям.

В 2013 году ВОЗ признал это направление работы одним из самых эффективных для работы с травмами и с постравматическими расстройствами.

Лена: Скажи, там упоминаются глаза - это физиология? Или все равно терапия через разговор?

Олеся: Когда я разговариваю с терапевтами, которые EMDR практикуют, они любопытным образом сравнивают этот подход со всеми подходами, с которыми они работали. Читала статью, в которой терапевты очень разных направлений - известных терапевтов! - сравнивают EMDR со своими подходами. КБТ-терапевты считают, что EMDR - это такой "не до" КБТ, гештальт-терапевты находят сходство с гештальтом. Многие идеи EMDR нравятся мне, как нарративному практику, а телесные терапевты говорят: «Это же самая настоящая телеска - там же глаза движутся».

Есть лишь гипотезы, почему EMDR работает, хотя уже с 2010 годов этот подход используется в США в службах, равнозначных нашему МЧС. В напряженных ситуациях, которые нужно разрешить, например, чтобы сотрудник не уходил в стрессовом состоянии в свою жизнь. Даже в фильмах и сериалах 2010- х годов видела приемы EMDR.

Тем не менее, до сих пор непонятно, как это действует. Есть представление, что при движении глаз сильно меняется активность мозга, то есть это физиологическая реакция. Но все разговорные терапии тоже так действуют! Если в этот момент провести МРТ мозга, точно также видны изменения мозговой активности.

Лена: То есть это методика, которую ты берешь и применяешь в сессии для того, чтобы разрешить запрос, с которым пришел человек?

Олеся: Да, когда есть очень сильные переживания, с которыми человеку нужно справиться, уменьшить чувствительность к ним и приобрести другой взгляд. Но похожая задачка стоит у всех терапевтов. Люди приходят к нам за другим взглядом, другим отношением.

Лена: Почему лично тебе интересен этот метод и все те, с которыми ты работаешь? Мне интересно, как твоя личность проявляется в работе?

Олеся: Если говорить о нарративной практике, то я не случайно сказала – либеральный подход. Это определение дал мне однажды клиент: «Знаете, думаю, что то, как вы работаете, очень либерально!» Поскольку мы работали исключительно с помощью нарративной практики, у меня осталось это определение.

Кажется, это как раз в духе нарративной практики, потому что она опирается на то, что говорят люди, как они действуют и живут, и вместе с тем представляет им очень большую свободу. Для меня это очень откликается! Понимаю, как классно для человека, когда терапевт приветствует его свободу. Человек может говорить и действовать, как ему хочется, в сессии он "рулит", а терапевт заинтересованно расспрашивает - причем задает вопросы, используя язык и представления собеседника.

Это то, что меня саму, как клиента, раскрывает. Поэтому хочется дать человеку, который ко мне пришел, точно такое же ощущение, что я полностью признаю его навыки, знания, переживания. Я даю возможность говорить про них так, как он говорит, без оглядки на мои слова, потому что сама могу много сказать, но это не про его жизнь. Про свою жизнь он лучше понимает и знает.

Плюс - в этом подходе много внимания уделяется навыкам и умениям человека, тому, как он справляется с ситуациями, какие у него есть качества, что он ценит в жизни, его смыслам. Это возвращает человека на авторскую позицию и дает ощущение «я могу». Это импонирует. Нарративная практика строится на том, что терапевт помогает собеседнику воссоединиться с тем, что он МОЖЕТ. Это круто.

В EMDR меня привлекает то, что я заметила за собой, как за терапевтом, очень давно - стремительность. Мне нравится, когда результат достигается быстро. Я и сама очень быстрая - это иногда хорошо, иногда плохо, потому что порой моя скорость не дает людям времени подумать. Поэтому стараюсь замедляться. Но каждый раз, когда все происходит очень быстро, у меня возникает классное вау!-ощущение, будто присутствуешь на волшебном представлении, как в детстве в цирке: "Ух ты ж!"

Лена: Здорово! Расскажи, а в каком случае ты отправишь человека к другому специалисту?

Олеся: Когда возникает понимание что я в этой ситуации не так хорошо помогу, как это сделает другой специалист. Да, у меня есть опыт, и довольно много очень разных ситуаций - от пищевых нарушений до обсуждения сексуальности – прошли через мои руки. Но также у меня есть понимание, что иногда с этим лучше обратиться к специальному терапевту.

С чем-то я работаю продуктивнее, например, со страхами или с тревогой, когда люди приходят и говорят: «Плохо себя контролирую: страх, тревога, гнев, обиды» или: «Что-то странное происходит в наших отношениях! Хотелось бы чувствовать себя более независимым, но у меня не очень хорошо получается». Это мои темы, но и здесь иногда в процессе работы возникает понимание, что, возможно, нужен коуч. Такое не часто, но бывает, и тогда я советую коуча (или другого специалиста).

Бывает, я уже при на первом звонке говорю, что нужна помощь других специалистов, и скорее всего это буду не я. Например, если работа связана с зависимостью от психоактивных веществ, то нужна хорошая связка медиков, психотерапевта и хорошо бы группы. Есть центры, которые непосредственно этим занимаются. Тут медлить нельзя, и я даю контакты тех, кто с этим работает.

Плюс, бывают моменты, связанные с детьми или подростками, когда ко мне обращаются по поводу страхов или тревоги за ребенка. Если в семье осознают, с чем связаны эти страхи, я могу помочь (и помогаю). Но если это связанно с тем, как ребенок общается в школе (классе, группе), то тут, скорее, нужна по меньшей мере альтернативная группа. Тогда я предложу пойти на терапевтическую тренинговую группу для подростков или для детей, где ребенку гораздо лучше удается развить навыки общения со сверстниками и хорошего взаимодействия со взрослым. Это не моя задачка.

Лена: Ты говоришь, что любишь, чтобы было быстро. Сколько длится обычно терапия в твоем случае?

Олеся: Я люблю быстро, но...через три года практики осознала, что с некоторыми людьми, с которыми начинала практику, все еще продолжаю работать!

К сожалению, нет среднего числа, как нет средней температуры по больнице. Есть очень длительная терапия, и это зависит не от того, что я так выбрала и решила - сами люди воспринимают это как большую мощную работу, длительную по поддержке.

Поясню, как обычно это происходит. Например, в детстве родители или другие люди, которые воспитывали ребенка, были не добры. Они делали что-то, что до сих пор заставляет с болью или с горечью вспоминать об этом. Такое пролонгированное плохое обращение (называемое травмированием) приводит к большому количеству переживаний во взрослом возрасте. Оно не заканчивается с детством и влияет на практически все сферы жизни взрослого человека, вплоть до здоровья. Это уже известный факт.

Длительные травмирующие истории в детстве особенно влиятельны в случае женщин, просто потому что женское здоровье устроено чуть иначе, чем мужское. У женщин более, чем в 80% случаев детское травмирование дает последствия на уровне здоровья. Это в большей степени аутоиммунные заболевания, которые хорошо распознаются медициной.

Терапевтическая работа с такими людьми может длиться годами просто потому, что травмирование длилось десятки лет. Ведь иногда человек и после 18 лет продолжает жить с теми, кто наносит травмы. Соответственно терапия может оказаться еще более длительной. Но эта работа очень сильно меняет жизнь человека.

Приведу слова собеседника, работа с которым длится 2,5 года и, как мне кажется (по его словам, тоже), подходит к концу:

«Олеся, 2,5 года назад я даже не мог подозревать, что будет так! Не мог толком ходить, потому что отваливалась спина, и не работал из-за этого. Через месяц после того, как начали работать, жена ушла. У меня практически не осталось друзей, потому что я не выходил из дома, мог проехать всего минут 20 на машине, чтобы что-то купить. Я думал, что жизнь закончилась, что, наверное, нужно умереть. И вот, спустя 2,5 года сессий практически каждую неделю (мы пропускали только выходные и отпуск), такие изменения!

Сейчас я работаю, у меня появилась девушка и друзья, я изменил свои отношения с матерью, она уже не так сильно меня бесит, и я гораздо лучше управляю всем этим. Моя физическая подготовка: 20 раз могу подтянуться на турнике, не говоря о том, что работаю на ногах с 8 до 17 - это очень серьезная нагрузка. Я не мог себе даже представить, что подобное со мной произойдет»

Вот такая наша работа.

Лена: Просто потрясающе! На самом деле это отвечает на многие вопросы, которые я хотела задать, но некоторые хочется поисследовать еще глубже. Как ты думаешь, для чего в принципе человеку терапевт?

Олеся: Терапевт человеку поможет в тех ситуациях, где он не справляется сам. Знаю, как сильна в обществе идея, что человек должен сам справляться с психологическими проблемами, но это не так.

Когда у меня болит зуб, я какое-то время терплю и справляюсь сама. Но это не «справление», а маета, потому что больно, неприятно и ни к чему хорошему не ведет. Решение в том, что я звоню в стоматологическую клинику и иду к стоматологу, как можно быстрее. Пусть он мне поможет!

Если у меня засорилась раковина, я некоторое время пытаюсь справляться сама: закидываю туда порошки, орудую вантузом. Но если ничего не помогает, то я не терплю, скрепя зубы и приговаривая, что все это только у меня в голове, а быстрей звоню "мужу на час".

Это я называю «справляться». Для меня обращение к терапевту – это то, что помогает хорошо справиться с психологическими проблемами - быстрее, с поддержкой, без блужданий с сомнениями по методам, вычитанным в интернете или услышанным от знакомых. Задача терапевтической работы заключается в том, чтобы наметить цели и идти к ним, используя максимально полезные способы - те, которые уже опробовали другие люди, и они помогли.

Лена: Скажи, что нужно знать человеку перед тем, как он идет к терапевту? Как подготовиться?

Олеся: Затрудняюсь с ответом на эти вопросы, потому что думаю, что это не про знание. Мне кажется, самое главное, когда мы идем к терапевту - это ощущение безопасности, что можно говорить или остановить беседу, если вдруг что-то не понравится. Поэтому, когда люди выбирают терапевта, в первую очередь прошу смотреть на самого человека:

• Простое фото на страничке в соцсетях иногда дает много информации - мы за миллисекунду принимаем решение, нравится человек или нет. Мой совет: обязательно посмотрите на лицо терапевта, к которому идете, оно должно вам нравиться.

• Есть люди, которым важнее скорее услышать, как человек говорит, какой у него тон. Возможно, у выбранного терапевта есть видео на YouTube, на котором вы увидите лицо человека и услышите его речь. Также можно позвонить ему.

• Если вы «текстовер», как говорит одна моя собеседница, то посмотрите, что терапевт пишет. Возможно, у него есть статьи или профессиональная страничка на Facebook. Это тоже хороший способ подготовиться.

Терапевт нравится, с ним комфортно - это первое, чтобы у вас появилось ощущение безопасности. Если это есть, идите - вы подготовлены.

Лена: Как думаешь, какие ошибки люди совершают, когда приходят к терапевту? Для меня это о неоправданных ожиданиях. Например, человек приходит с целым ворохом ожиданий, что его сейчас вылечат или дадут совет, который решит все его проблемы. Поддерживаешь ли ты идею, что у людей бывают ожидания, которые не оправдываются? И стоит ли ожидания вообще формировать?

Олеся: Честно говоря, у меня есть представления, что ожидания хорошо формировать. Чуть позже про это скажу. Что касается неоправданных ожиданий – не знаю, за последние года два не вспомню ни одного человека, который пришел бы за рекомендацией или за советом. Похоже, что очень часто повторяется мантра, что "психологи советов не дают", и люди это усвоили.

Хотя я иногда даю, честно. Но не как терапевт, а как человек, и прошу людей отнестись к этому соответственно. В этом моя позиция, и мои собеседники это ценят.

На самом деле в нарративной практике основной инструмент - нарративная беседа, а беседа предполагает, что два человека разговаривают на равных. Иногда собеседник спрашивает: «Олеся, а вы что думаете?» Я отвечаю, что как человек, который подобный опыт или ощущения переживал, могу дать свой отклик, и прошу отнестись к своим словам именно как к отклику. Потому что то, что я скажу, может подойти моему собеседнику, но может не подойти.

Дальше, если подходит, расспрашиваю: почему подходит, что из этого человек может в свою жизнь забрать. Не всегда возможно "переложить напрямую" один способ жить на другой способ жить, все равно есть некая трансляция, перевод. Этим переводом мы на сессиях и занимаемся.

Но иногда я даю как бы опосредованный совет, рассказывая истории про людей, которые ко мне обращались (естественно, без имен). Например, могу рассказать про способ, который другой человек сам придумал, чтобы справиться с похожей проблемой. Дальше расспрашиваю, как это решение моему сегодняшнему собеседнику – подходит или нет?

Бывают способы, которые заряжают оптимизмом, будят воображение, дают творческую искру для того, чтобы придумать себе нечто особенное. Они могут совсем не подходить человеку, но воодушевить. Иногда человек говорит: «Ага, я мог бы это использовать не в этой конкретной ситуации, а в другой».

Поэтому у меня есть ощущение что можно давать советы, но лучше в формате интересных историй, которые будут человеку полезны, и он воспользуется ими в своей жизни, если захочет.

Если говорить про ожидания, то чаще ожидания бывают по времени большие. Я уже рассказывала про женщину, которая приготовилась к тому, что мы с ней годами будем встречаться, и ей станет легче, может быть, через годик-другой, а легче стало уже после первой сессии.

Практически не встречаю ситуаций, когда люди считают, что им станет легче прямо сейчас. В большинстве приходят очень "подготовленные" собеседники. Например, те, кто смотрят сериалы, построенные на идеях психоаналитической концепции, где обычно транслируется, что терапия - это многолетняя работа. И люди заранее готовятся к тому, что будет долго.

Мне кажется, когда человек приходит с ожиданиями и они нарушаются, - это тоже совершенно естественная часть терапевтической работы. Есть люди, которым легко с справляться с тем, что их намерения и планы относительно работы с психологом не соответствует реальности. Они говорят: «О'кей» и перестраиваются, для них это не проблема.

Но есть и те, кто начинает по этому поводу переживать - и отлично! Это значит, что мы здесь и сейчас с этим поработаем. Умение справляться с тем, что план нарушился и ожидания не оправдались, можно унести из кабинета в жизнь. Как раз в этом основная цель терапии, а не в том, чтобы мирно побеседовать в кабинете.

Наша задача - чтобы результаты нашей работы были заметны во внешнем мире, чтобы изменения происходили в жизни человека: как он общается с другими людьми, как устроена его профессиональная жизнь, как справляется с повседневными трудностями.

Лена: По твоему мнению, от чего зависит успех терапии?

Олеся: Есть исследование эффективности терапии Скотта Миллера 2013 года. Как ни странно, для меня оно воодушевляющее, хотя там говорится о том, что всего 15% успеха зависит от подхода, в котором работает терапевт, и 30% - от того, какой контакт сложился между ним и клиентом.

Поэтому я и сказала, что очень важно выбрать подходящего терапевта, чтобы взаимодействие было хорошим, потому что 30% — это не маленькая цифра - почти треть.

Согласно исследованию, 40% успеха зависит от экстратерапевтических факторов - того, что происходит за пределами кабинета. Поэтому мне кажется, что очень важно хорошо сформулировать ожидания. На первой встрече с человеком мы всегда обсуждаем ожидания от того, что будет происходить.

В сущности, мы формируем цели: что человеку хочется, как конкретно хочется, кто в этом будет помогать, кто вообще приветствует такие изменения в его жизни, какие события могут произойти, если изменения наступят, например, переезды, смена работы, новые путешествия и хобби. Иногда эти будущие и желаемые события серьезно влияют на то, как терапия идет.

Это важно обсуждать для понимания терапевта, на что он может опираться и какие силы привлекать. Он как бы становится общей командой с этими силами, чтобы помочь человеку достичь целей, которые он поставил. Но это в меньшей степени сфера влиятельности терапевта, гораздо в большей степени человек управляет здесь сам, и от него очень многое зависит.

Кстати, оставшиеся 15% успеха согласно Скотту Миллеру – это надежда и эффект плацебо.

Лена: Круто! Я вдохновилась этой идеей успеха, как ты его описала.

Олеся: Когда люди приходят обучаться терапии (сейчас веду 2 очные группы и 1 дистанционно), мы в самом начале обсуждаем, как и за счет чего происходят изменения. Основная мысль, которую я транслирую: «Вы думаете, что это вы работаете, когда на сессии беседуете с человеком, но это человек работает».

Это действительно серьезная работа, поэтому я всегда подробно спрашиваю, как себя чувствует собеседник, не устал ли. Разговор с терапевтом требует серьезных физических сил. Если человек пришел совсем в унынии, в тревоге, в страхе, с очень маленьким ресурсом, я даю ему время выдохнуть, и даже толком цель не ставлю. Скорее, мы работаем на то, чтобы ресурсы подкачать. Но это не основная работа.

Основная работа начинается, когда человек уже способен рассказать, что и каким образом он делает. Здесь терапевту важно помнить, что он сейчас содействует этой работе, но не он ее делает, а сам человек. Поэтому нужно как можно меньше мешать, и как можно больше быть «на подхвате». Подкинуть хороший вопрос, чтобы человеку было легче "двигаться" в мыслях.

Людям, которые собираются быть терапевтами, важно понимать, что эффективность сильно зависит от того, в каком состоянии человек, помогаете ли вы "двигаться" или "мешаетесь под ногами".

Лена: Помню, что в первой главе книги «Дар психотерапии» Ирвин Ялом цитирует коллегу Карен Хорни, которая говорит о том, что сама цель психотерапии - убрать препятствия с пути человека - не провести по его пути, а просто убрать препятствия. Мне очень понравилась эта идея, что свой путь человек сам пройдет, просто иногда ему нужно помочь разобрать завалы. Мне кажется, ты говоришь как раз об этом.

Лена: Скажи, насколько тебе кажется важным опыт специалиста и место, где он получал образование?

Олеся: Интересный и неоднозначный вопрос!

Лена: Я потому его и задаю, что считаю очень неоднозначным. Но, тем не менее, многие полагают, что бумажки нужны и важны. Интересно твое мнение на этот счет.

Олеся: Мне кажется, в терапевтической профессии образование предполагает прохождение через серьезный "фильтр". По первому образованию я химик, плюс довольно много времени отдала педагогической стезе, и могу точно сказать, что там "фильтр" не такой.

Что значит "фильтр"? Предположим, 100 человек пришло учиться психологии в ВУЗ. Двадцать из них в конце пятого-шестого курса хотят консультировать. На выходе из факультета психологии мы не умеем консультировать, потому что в базовом образовании в основном не дают профиля консультирования. Этому обучают в дополнительном образовании. Эти двадцать выпускников приходят туда и начинают обучаться. В лучшем случае десять из них выйдет с пониманием, что вроде бы получается консультировать и может стоит начать этим зарабатывать. Дальше эти десятеро идут в частную психологическую практику (или в заведение). Из этих десятерых, может быть, пятеро через год практикуют. Остальные просто выпали на начальном этапе практики - сложно, непонятно, тяжело, нет энтузиазма. Это очень быстро "ослабляет" и это еще один хороший фильтр!

И вот оставшиеся пятеро работают. Возможно, трое из них будут работать еще пять лет – возможно, но не факт! Потому что есть момент, связанный с выгоранием в нашей профессии. Поэтому считаю так: тот, кто прошел через эти фильтры, может оказаться тем самым опытным специалистом, который продолжит работать.

Интересно, что дальше человек может работать, но стать «уставшим» специалистом. Этот термин «уставший» терапевт я услышала от участницы моей программы, которая говорила о том, что бывают начинающие специалисты, с которыми классно работать – гораздо лучше, чем с опытными, но «уставшими». У нее был личный опыт сравнения.

Поэтому нет возможности ориентироваться исключительно на бумажки. Но мне кажется, есть одно качество хорошего терапевта, причем в любом подходе, не только в нарративной практике, - это любопытство. Когда я обучаю нарративной практике, много внимания именно ему уделяю.

Мне кажется, что это очень важные качества терапевта: большое любопытство, энтузиазм, драйв, желание узнать и задор, который позволяет проявлять изобретательность - то, что можно называть желанием дальше совершенствоваться. Человеку классно в профессии, он хочет узнать побольше - это и выделяет хорошего терапевта. Он может быть начинающим, продолжающим или опытным, но если его «прет», то это показатель, что вам повезло, вы попали к хорошему специалисту.

Лена: Здорово! Про любопытство ты очень четко подметила, я тоже согласна, что энтузиазм и жизнь в глазах терапевта — это то, что решает.

Лена: Я задала все вопросы, которые хотела. Есть ли что-то, о чем ты хотела бы сказать, но я не спросила?

Олеся: Наверное, это послание, которое я уже пыталась передать в спиче про сантехника. Оно состоит в следующем:

Если вы чувствуете, что вам как-то нехорошо, не пытайтесь справиться с этим самостоятельно в одиночку, потому что так вы отделяетесь от остального мира. Мы сильны единством. В момент, когда мы испытываем единение с кем-то, наши силы прибывают.

Но бывают ситуации, в которых очень сложно испытывать единение даже с близкими людьми: про что-то не расскажешь, чем-то не будешь нагружать, а где-то не понимаешь - есть в этом смысл? Нет смысла?

С терапевтом можно испытать это единение и стать командой, которая будет очень хорошо справляться с проблемой. Это очень заряжающее чувство, меня оно точно заряжает!

Если вас тоже заряжает чувство единения, то, скорее всего, вам очень понравится психологическая работа и вам она подойдет. О походах к психологу раньше очень мало говорили, сейчас говорят много, а дальше все будет происходить более и более обыденно, все чаще будет звучать: «А мой терапевт…» - так говорят мои клиенты уже сейчас.

У меня даже сформировался свой «клуб» — это не мои слова опять-таки, а слова одной собеседницы, с которой я достаточно долго встречалась. Она советовала меня своим знакомым. Как-то она пришла и сказала:

- Знаете, мы вас обсуждаем иногда.
- В смысле?!
- Мы с друзьями собираемся, и ржем, что это клуб Олеси Симоновой.
- Да? И как проходит ваше обсуждение?
- Очень клево! Мы рассказываем, что изменилось, как это нам помогло, что мы делали на сессии. Иногда делимся теми мыслями, которые пришли во время беседы с вами. И это очень здорово поддерживает!

Для меня это и значит - вынести терапию в жизнь необычным способом. Не могу сказать, что это обыденная практика или все так делают. Есть терапевты, которые никогда не возьмут ваших знакомых в терапию, но для меня эта ситуация о'кей, потому что, возможно, именно поэтому организовался мой «клуб». Понимаю, что он круто работает.

Это тот самый момент, когда терапевт может сказать:
«Замечательно! Я отдыхаю, а терапия работает!»