Нарративная мастерская
Работа с недобровольными клиентами
По материалам встречи нарративных терапевтов
Недобровольный клиент – клиент, который направляется третьей стороной и часто «не заинтересован в получении помощи» (Ritchie, 1986, с. 516)
В январе этого года в Фонде состоялась встреча с коллегами, на которой мы в формате круглого стола обсуждали вопросы работы с недобровольными клиентами и делились собственным опытом. В фокусе нашего внимания были:
- Проблемы на примерах реальных кейсов;
- Методы их решения
Спасибо принимавшим участие и внесшим своим вклад в этот текст: Кристине Николаевой, Екатерине Кутковой, Анастасии Жердевой, Ирине Мороз, Виктории Никитиной, Олегу Кузину, Алексею Курбатову, Александру Шманаю, Марианне Борисовой, Татьяне Пашковской, Юлии Кузнецовой, Марии Юдиной и Анастасии Замотиной.
1
Забота о себе
Нарративный практик не часто встречается с прямой физической агрессией даже недобровольного клиента. Чаще это агрессия вербальная, которая включает в себя обесценивание позиции психолога.
Поэтому в данном случае для нас забота о себе – это, скорее, не защита, а сохранение своей позиции.
Нарративный практик не часто встречается с прямой физической агрессией даже недобровольного клиента. Чаще это агрессия вербальная, которая включает в себя обесценивание позиции психолога.
Поэтому в данном случае для нас забота о себе – это, скорее, не защита, а сохранение своей позиции.
Проблемы и решения
Агрессия и соблюдение границ
Если агрессивное поведение в адрес психолога все же возникает мы предлагаем экстернализацию агрессии. Можно задать вопрос, про что эта агрессия, и предложить про нее поговорить:
- Что важное вы сейчас защищаете таким поведением?
Нам важно продолжить развитие разговора и остаться в диалоге с этим человеком.
С другой стороны, это разговор про границы. Есть терапевт, есть клиент. Почему агрессия возникает? Из-за непонимания, из-за того, что собеседник не получает то, что хочет? Возможно, это - причина агрессивного поведения. Может быть важно проговорить, что я, как терапевт, могу, а что не могу, но может кто-то другой.
Даже вне контекста темы недобровольности, мы много говорим про границы. Бывает, что клиенты вступают в контакт вне сессии, и тогда возникает агрессия – СМС, звонки, разного рода вопросы. В ответ на это мы защищаем свои границы: отвечаем кратко, не отвечаем вовсе, задаем правила вне сессионного взаимодействия, чтобы рабочий контекст оставался рабочим не только на сессиях, но и между ними. Это базовые требования к безопасности.
- Что важное вы сейчас защищаете таким поведением?
Нам важно продолжить развитие разговора и остаться в диалоге с этим человеком.
С другой стороны, это разговор про границы. Есть терапевт, есть клиент. Почему агрессия возникает? Из-за непонимания, из-за того, что собеседник не получает то, что хочет? Возможно, это - причина агрессивного поведения. Может быть важно проговорить, что я, как терапевт, могу, а что не могу, но может кто-то другой.
Даже вне контекста темы недобровольности, мы много говорим про границы. Бывает, что клиенты вступают в контакт вне сессии, и тогда возникает агрессия – СМС, звонки, разного рода вопросы. В ответ на это мы защищаем свои границы: отвечаем кратко, не отвечаем вовсе, задаем правила вне сессионного взаимодействия, чтобы рабочий контекст оставался рабочим не только на сессиях, но и между ними. Это базовые требования к безопасности.
“
Для себя я агрессию определяю, как нарушение границ личного пространства и моего самоопределения. Например, когда начинают закидывать письмами в соцсети или звонками. Когда походя дают оценку профессионализму без договоренности, что вы это обсуждаете. Когда оценки категоричны и не предполагают договоренностей: "все, что ты сейчас делаешь, неправильно, и мне никак не помогает". Туда же относятся заявления на сессии:
- Все меня достали! Вы, в том числе, - и хлоп дверью.
- Все меня достали! Вы, в том числе, - и хлоп дверью.
Памятка для клиента
Существуют разные аспекты поведения, нарушающего наши границы. Поэтому для нас защитить себя – это максимально осветить наши правила работы, сделать их очень видимыми для клиента и обсудить с ним каждый пункт, чтобы человеку было понятно, где проходит граница в наших отношениях. С помощью простых и несложных правил можно себя очень сильно обезопасить.
Олеся Симонова: "У меня разработана памятка для людей обращающихся за помощью, где на 2 страницах написаны договоренности: где все происходит и как. Ее не было в первые годы работы, и я набиралась опыта , поэтому каждый пункт моей памятки имеет под собой основания из реальных случаев из практики.
В памятке прописаны простые бытовые вещи, например, система штрафов за опоздания с двух сторон или отмену сессий с поздним предупреждением. Я четко прописала временные аспекты, поскольку именно эти мои границы мне особенно важны. Для другого терапевта это может быть что-то другое.
Есть подходы, где подобные документы называются контрактом и существуют четкие правила их написания и соблюдения.
Я заранее даю человеку эту бумагу в письменном виде, еще до того, как мы договорились о времени встречи, обязательно прошу прочитать внимательно, и спрашиваю, подходит ли это ему? Если да, то мы обговариваем время встречи.
Конечно, в случае длительных отношений, мы договариваемся с человеком еще о чем-то потому, что это все индивидуально."
Олеся Симонова: "У меня разработана памятка для людей обращающихся за помощью, где на 2 страницах написаны договоренности: где все происходит и как. Ее не было в первые годы работы, и я набиралась опыта , поэтому каждый пункт моей памятки имеет под собой основания из реальных случаев из практики.
В памятке прописаны простые бытовые вещи, например, система штрафов за опоздания с двух сторон или отмену сессий с поздним предупреждением. Я четко прописала временные аспекты, поскольку именно эти мои границы мне особенно важны. Для другого терапевта это может быть что-то другое.
Есть подходы, где подобные документы называются контрактом и существуют четкие правила их написания и соблюдения.
Я заранее даю человеку эту бумагу в письменном виде, еще до того, как мы договорились о времени встречи, обязательно прошу прочитать внимательно, и спрашиваю, подходит ли это ему? Если да, то мы обговариваем время встречи.
Конечно, в случае длительных отношений, мы договариваемся с человеком еще о чем-то потому, что это все индивидуально."
Обесценивание.
Решение - просто работать
Решение - просто работать
Если есть обесценивание, когда про психолога высказываются агрессивные идеи, то не стоит вступать в полемику, пытаться что-то доказывать, предъявлять свои регалии. Гораздо эффективнее часто бывает просто продолжать работать: говорить про человека и его ценности - про то, что для него важно.
Реальный кейс
На тренировочную сессию Кати Жорняк срочно потребовались клиенты. Кто-то из присутствующих вызвонил свою знакомую прямо с работы. Девушка прибежала уставшая и голодная, опоздав на 15 минут, и плюхнулась в кресло Кати. Та спокойным голосом ей говорит:
- Так как вы опоздали на 15 минут, у вас будет меньше времени.
Девушку взорвало:
- Что вы на меня наезжаете? Вы – не психолог! Где вы учились? Да вы вообще никто и т.д.
Катя спокойным голосом отвечает:
- Мы не сможем работать, пока у нас не возникнет сотрудничество.
- Какое, на фиг, сотрудничество? Куда вы меня пригласили? Я сижу тут ради Вики.
Мы замерли. Но Катя продолжала в том же духе:
– Пока мы не успокоимся, мы не сможем начать нашу сессию.
– У вас глаза подозрительные! Что вы так на меня смотрите вообще!
- Хорошо, но нам все равно нужно найти способ, и т.д. – продолжает Катя тихим, спокойным голосом.
В общем, через полчаса девушка успокоилась.
- Ну, что у вас? – спрашивает Катя.
- Мне нужно выбрать школу для девочки, - начала девушка, и пошли ценности, и она испытала свой первый нарративный кайф.
Но вскоре время вышло, и Катя сказала, что сессия закончилась.
- Ну, как же? Мы только начали…
- До свидания.
Мы были очень благодарны Кате – где еще увидишь работу с недобровольным клиентом в агрессии? Больше всего мне понравилось, как Катя вырулила, когда, казалось, что все потеряно, и терапия вообще больше не возможна. Клиент был настолько агрессивен, что даже обвинял терапевта в непрофессионализме – «Кто вы такой?!», и после этого остается доволен! Это настоящее мастерство – так разрулить ситуацию.
На тренировочную сессию Кати Жорняк срочно потребовались клиенты. Кто-то из присутствующих вызвонил свою знакомую прямо с работы. Девушка прибежала уставшая и голодная, опоздав на 15 минут, и плюхнулась в кресло Кати. Та спокойным голосом ей говорит:
- Так как вы опоздали на 15 минут, у вас будет меньше времени.
Девушку взорвало:
- Что вы на меня наезжаете? Вы – не психолог! Где вы учились? Да вы вообще никто и т.д.
Катя спокойным голосом отвечает:
- Мы не сможем работать, пока у нас не возникнет сотрудничество.
- Какое, на фиг, сотрудничество? Куда вы меня пригласили? Я сижу тут ради Вики.
Мы замерли. Но Катя продолжала в том же духе:
– Пока мы не успокоимся, мы не сможем начать нашу сессию.
– У вас глаза подозрительные! Что вы так на меня смотрите вообще!
- Хорошо, но нам все равно нужно найти способ, и т.д. – продолжает Катя тихим, спокойным голосом.
В общем, через полчаса девушка успокоилась.
- Ну, что у вас? – спрашивает Катя.
- Мне нужно выбрать школу для девочки, - начала девушка, и пошли ценности, и она испытала свой первый нарративный кайф.
Но вскоре время вышло, и Катя сказала, что сессия закончилась.
- Ну, как же? Мы только начали…
- До свидания.
Мы были очень благодарны Кате – где еще увидишь работу с недобровольным клиентом в агрессии? Больше всего мне понравилось, как Катя вырулила, когда, казалось, что все потеряно, и терапия вообще больше не возможна. Клиент был настолько агрессивен, что даже обвинял терапевта в непрофессионализме – «Кто вы такой?!», и после этого остается доволен! Это настоящее мастерство – так разрулить ситуацию.
Помощь сообщества
Екатерина Кутковая: Позаботиться о себе мне помогает сообщество и близкие люди, а также идеи, как я могу быть полезной. Позиция нарративного практика мне помогает очень сильно и силы дает. Я открываю ленту, посты по нарративной практики, начинаю читать Дарью Кутузову и сил прибавляется.
Еще меня поддерживает идея, что я себя люблю - клиент уйдет, а я сама у себя останусь.
Еще меня поддерживает идея, что я себя люблю - клиент уйдет, а я сама у себя останусь.
“
Я – не психиатр, не ставлю диагнозов - и четко озвучиваю эту свою позицию. Человек сам ко мне приходит. Даже недобровольных клиентов никто не держит силой, но что-то их удерживает в кабинете. Поэтому любой клиент в какой-то мере сидит в кресле напротив все-таки по своей воле.
2
Как пригласить человека на встречу через третье лицо?
Кейс: «Что я, псих?»
"У меня с подростками проблем не было до одной встречи. Ко мне пришла мама ребенка-инвалида, которая рассказала о том, что у дочери появились панические атаки, с которыми девочка сама не справляется.
Но на предложение матери обратиться к специалисту, ребенок реагирует возмущенно:
- К психологу?! Я псих, что ли?"
Но на предложение матери обратиться к специалисту, ребенок реагирует возмущенно:
- К психологу?! Я псих, что ли?"
"Какие дать маме правильные напутственные слова, чтобы она передала их ребенку и он, услышав, не отказывался от помощи?
Знаю, что девочка страдает, у нее действительно развиваются панические атаки, но не знаю, какие слова надо вложить маме, чтобы она объяснила дочери, что если она не хочет к психологу, придется потом идти к психиатру. Выбор-то не велик, но можно не доводить до этого."
Знаю, что девочка страдает, у нее действительно развиваются панические атаки, но не знаю, какие слова надо вложить маме, чтобы она объяснила дочери, что если она не хочет к психологу, придется потом идти к психиатру. Выбор-то не велик, но можно не доводить до этого."
Кейс: двоякое давление
"Иногда родственники считают, что их близким нужна помощь, и они готовы разбиться в лепешку, чтобы ее предоставить. Они человека свяжут, привезут и заплатят любые деньги.
Когда люди очень хотят помочь своему близкому, который отказывается от помощи психолога, они приходят и спрашивают: «Ну, что мне сказать? Поговорите с ним сами!» и прочее. Обычно я в таком случае даю свой телефон, чтобы человек, если ему больше 14 лет, мне сам позвонил.
Но часто, когда этот человек ко мне все-таки обращается, я понимаю, что это - "полудобровольный" клиент, которому уже "выклевали мозг", и он звонит, просто чтобы от него отвязались."
Когда люди очень хотят помочь своему близкому, который отказывается от помощи психолога, они приходят и спрашивают: «Ну, что мне сказать? Поговорите с ним сами!» и прочее. Обычно я в таком случае даю свой телефон, чтобы человек, если ему больше 14 лет, мне сам позвонил.
Но часто, когда этот человек ко мне все-таки обращается, я понимаю, что это - "полудобровольный" клиент, которому уже "выклевали мозг", и он звонит, просто чтобы от него отвязались."
"Получается разговор под двояким давлением родственников и на меня, и на человека. Близкие твердят ему, что у него все плохо. Он с этим не очень согласен, но прислушивается. В результате возникает странная ситуация: человек изо всех сил старается, чтобы я сказала что-то такое, на что можно было обидеться и бросить трубку.
Как не разочаровать человека (или, наоборот, разочаровать), если он хотел обидеться? В некотором роде наша задача – разойтись так, чтобы не обидеть этих родственников.
Здесь передо мной возникает дилемма: я отказываюсь работать с этим человеком, но не уверена, что мне это подходит."
Как не разочаровать человека (или, наоборот, разочаровать), если он хотел обидеться? В некотором роде наша задача – разойтись так, чтобы не обидеть этих родственников.
Здесь передо мной возникает дилемма: я отказываюсь работать с этим человеком, но не уверена, что мне это подходит."
“
Мне кажется, что мне это подходит. Приведу пример. У меня был не ребенок, а взрослый, которого тоже привел близкий человек. Он пришел потому, что ему было стыдно, что родственник придет без него. Не было агрессии, но человек обесценивал ситуацию прихода:
- Я не понимаю, зачем? Мне ничего уже не поможет.
Кстати, он остался на 2 часа, и мы продуктивно поработали.
- Я не понимаю, зачем? Мне ничего уже не поможет.
Кстати, он остался на 2 часа, и мы продуктивно поработали.
Решения
Повышение доверия недобровольного клиента к инициатору
Очень часто, особенно когда речь идет о взрослых, отказ от прихода к психологу второго члена диады связан с отношением не к терапии, а к тому, кто эту информацию передает.
Реальный кейс
Обратилась мама, которая беспокоилась о взрослом сыне – не работает, масса других проблем, которые ей очень не нравятся. Но сын не идет на встречу с психологом именно потому, что это предлагает мама.
В таких случаях мы с инициатором четко разбираем, какая обычно выстраивается ситуация, после которой он предлагает своему близкому, нуждающемуся в помощи, обратиться к психологу?
Мама рассказывает:
- Захожу к сыну, и через 15 минут обычно возникает спор по поводу того, что мы ему все предлагаем, он отказывается.
Как оказалось, это продолжается на протяжении не лет, а десятилетий! Поэтому для начала я советую маме попробовать выстроить отношения с ребенком, чтобы хотя бы минимальный уровень доверия начал возникать к тому, что она предлагает:
- Условно говоря, попробуйте измениться сами: научитесь просто принимать и любить ребенка (хотя он уже не мальчик, ему 30 лет).
Спрашиваю маму:
- Представьте, что к вам ежедневно приходит человек с одним и тем же вопросом. Вы знаете, что он сейчас придет, помоет руки, сядет пить чай, через 15 минут скажет вот это, вы поссоритесь, он хлопнет дверью и все закончится. И это продолжается и продолжается. Это для Вас было бы приемлемо?
- Конечно, нет!
И мы разыгрываем, что я – ее сын, она приходит ко мне в гости:
- Что говорите? Как вы можете передать, что вы его любите?
- Он не чувствует этого. Он чувствует себя виноватым. - Это не я говорю, я стараюсь, чтобы она это сказала.
- Какие бы чувства были бы у вас, если бы вы на его месте были бы?
Мы пересаживаемся, чтобы мама прочувствовала себя на месте сына. Ей там явно неуютно.
- Как можно по-другому? - спрашивает она.
- Например, не говорить хотя бы про это.
Уровень доверия возрастает – да, это не быстро, требует нескольких месяцев работы инициатора. Но недобровольного клиента, который пока еще до меня не дошел, возможно, хотя бы начинает интересовать, что у нас происходит, что изменения в отношениях с мамой ему заметны? И сыну становится любопытно.
Именно любопытство – ключевое слово этого метода. Человеку становится любопытно, и бывший потенциальный недобровольный клиент приходит ко мне уже по своей воле.
Обратилась мама, которая беспокоилась о взрослом сыне – не работает, масса других проблем, которые ей очень не нравятся. Но сын не идет на встречу с психологом именно потому, что это предлагает мама.
В таких случаях мы с инициатором четко разбираем, какая обычно выстраивается ситуация, после которой он предлагает своему близкому, нуждающемуся в помощи, обратиться к психологу?
Мама рассказывает:
- Захожу к сыну, и через 15 минут обычно возникает спор по поводу того, что мы ему все предлагаем, он отказывается.
Как оказалось, это продолжается на протяжении не лет, а десятилетий! Поэтому для начала я советую маме попробовать выстроить отношения с ребенком, чтобы хотя бы минимальный уровень доверия начал возникать к тому, что она предлагает:
- Условно говоря, попробуйте измениться сами: научитесь просто принимать и любить ребенка (хотя он уже не мальчик, ему 30 лет).
Спрашиваю маму:
- Представьте, что к вам ежедневно приходит человек с одним и тем же вопросом. Вы знаете, что он сейчас придет, помоет руки, сядет пить чай, через 15 минут скажет вот это, вы поссоритесь, он хлопнет дверью и все закончится. И это продолжается и продолжается. Это для Вас было бы приемлемо?
- Конечно, нет!
И мы разыгрываем, что я – ее сын, она приходит ко мне в гости:
- Что говорите? Как вы можете передать, что вы его любите?
- Он не чувствует этого. Он чувствует себя виноватым. - Это не я говорю, я стараюсь, чтобы она это сказала.
- Какие бы чувства были бы у вас, если бы вы на его месте были бы?
Мы пересаживаемся, чтобы мама прочувствовала себя на месте сына. Ей там явно неуютно.
- Как можно по-другому? - спрашивает она.
- Например, не говорить хотя бы про это.
Уровень доверия возрастает – да, это не быстро, требует нескольких месяцев работы инициатора. Но недобровольного клиента, который пока еще до меня не дошел, возможно, хотя бы начинает интересовать, что у нас происходит, что изменения в отношениях с мамой ему заметны? И сыну становится любопытно.
Именно любопытство – ключевое слово этого метода. Человеку становится любопытно, и бывший потенциальный недобровольный клиент приходит ко мне уже по своей воле.
А как люди относятся к тому, что им предлагается работать в течение нескольких месяцев, чтобы что-то поменялось? Человек говорит: "Я хочу, чтобы он поменялся, а вы мне предлагаете 3 месяца ходить к вам, чтобы у меня что-то поменялось!"
Чаще всего у передатчика уже существует представление о том, что на протяжении нескольких лет он делает что-то неправильно. Если вы пытаетесь что-то делать одним и тем же способом на протяжении долгого времени, ничего не получается, а вы ничего не меняете – вас это ни на какие мысли не наводит?
Здесь фокус внимания смещен на отношения между тем, кто придет, кого пытаются поставить в позицию недобровольности, и тем, кто уже пришел.
Здесь фокус внимания смещен на отношения между тем, кто придет, кого пытаются поставить в позицию недобровольности, и тем, кто уже пришел.
- Но видит ли тот, которого должны привести, что ему действительно нужна помощь, что без нее он не справляется?
Если у меня не получается это показать, то остается только сожалеть и говорить – ну, да, в мире много несправедливости.
Фокус на инициатора встречи
На одной из наших встреч Слава Москвичев рассказал алгоритм очень похожего метода. С тех пор я редко, но метко им пользуюсь.
Он состоит в следующем. На встрече я фокусирую внимание на страданиях того, кто ко мне пришел, а не на его отношениях с человеком, ради которого он ко мне обратился.
Мы обсуждаем, почему ему важно помочь этому человеку, что происходит с пришедшим, если его близкий не получает помощь? То есть мы очень четко формализуем, что важного нарушается для инициатора встречи, когда его близкий человек до встречи не доходит. Причем мы это делаем прямо его словами.
Например, женщина говорит:
- Я переживаю, что у нас портятся отношения с сыном. Я себя ощущаю, как плохая мать. Мне даже моя мама говорит: «Ты что, с ребенком общий язык найти не можешь?»
Я ей предлагаю выбрать удобное время и поговорить с ребенком. Это должны быть часы, когда мама с сыном в чуть лучшем контакте, чем обычно: например, за ужином, когда есть хотя бы возможность оказаться за одним столом, или на выходных, когда они вместе отдыхают и развлекаются.
Мама может подойти к сыну и очень по-человечески сказать ему:
- Знаешь, мне очень нужна твоя помощь! Я переживаю, что не могу с тобой установить хорошие отношения, наверное, я плохая мать… Можешь ли ты мне помочь и поддержать меня на встрече с психологом? Я туда уже ходила, но поняла, что без тебя действительно не справляюсь.
В этом спиче серединка про плохую мать звучит по-разному, в зависимости от того, что сформулировал сам человек. В любом случае мы начинаем с того, почему маме важно, чтобы ребенок оказался здесь, что у нее нарушено в жизни сейчас, и что, наоборот, укрепится, когда он придет.
Конечно, мама может фантазировать, например:
- Я очень прошу, чтобы ты пришел и поддержал меня на встрече с психологом потому, что я с ним обсуждаю то, как ты себя чувствуешь. Понимаю, что могу ошибаться. Мне кажется, важно, если ты это услышишь, и, если я что-то не так понимаю и не так говорю, поправишь.
Таким образом, это приглашение с другой позиции: на роль помощника либо эксперта.
Он состоит в следующем. На встрече я фокусирую внимание на страданиях того, кто ко мне пришел, а не на его отношениях с человеком, ради которого он ко мне обратился.
Мы обсуждаем, почему ему важно помочь этому человеку, что происходит с пришедшим, если его близкий не получает помощь? То есть мы очень четко формализуем, что важного нарушается для инициатора встречи, когда его близкий человек до встречи не доходит. Причем мы это делаем прямо его словами.
Например, женщина говорит:
- Я переживаю, что у нас портятся отношения с сыном. Я себя ощущаю, как плохая мать. Мне даже моя мама говорит: «Ты что, с ребенком общий язык найти не можешь?»
Я ей предлагаю выбрать удобное время и поговорить с ребенком. Это должны быть часы, когда мама с сыном в чуть лучшем контакте, чем обычно: например, за ужином, когда есть хотя бы возможность оказаться за одним столом, или на выходных, когда они вместе отдыхают и развлекаются.
Мама может подойти к сыну и очень по-человечески сказать ему:
- Знаешь, мне очень нужна твоя помощь! Я переживаю, что не могу с тобой установить хорошие отношения, наверное, я плохая мать… Можешь ли ты мне помочь и поддержать меня на встрече с психологом? Я туда уже ходила, но поняла, что без тебя действительно не справляюсь.
В этом спиче серединка про плохую мать звучит по-разному, в зависимости от того, что сформулировал сам человек. В любом случае мы начинаем с того, почему маме важно, чтобы ребенок оказался здесь, что у нее нарушено в жизни сейчас, и что, наоборот, укрепится, когда он придет.
Конечно, мама может фантазировать, например:
- Я очень прошу, чтобы ты пришел и поддержал меня на встрече с психологом потому, что я с ним обсуждаю то, как ты себя чувствуешь. Понимаю, что могу ошибаться. Мне кажется, важно, если ты это услышишь, и, если я что-то не так понимаю и не так говорю, поправишь.
Таким образом, это приглашение с другой позиции: на роль помощника либо эксперта.
3
Клиент не понимает, зачем пришел (запрос от третьего лица)
Кристина: В последнее время в моей практике появилось много таких случаев потому, что я стала больше работать с подростками, которых приводят родители или даже направляет школьный психолог или классный руководитель. Ребенок сам не понимает, зачем он тут, но есть запрос от взрослого человека.
Что делать, если человек (не важно, кто это – ребенок, подросток, или даже взрослый) не понимает, зачем он здесь, а запрос от другого человека.
Кристина: В последнее время в моей практике появилось много таких случаев потому, что я стала больше работать с подростками, которых приводят родители или даже направляет школьный психолог или классный руководитель. Ребенок сам не понимает, зачем он тут, но есть запрос от взрослого человека.
Что делать, если человек (не важно, кто это – ребенок, подросток, или даже взрослый) не понимает, зачем он здесь, а запрос от другого человека.
Решения
Возможность высказаться обеим сторонам
Анастасия Жердева: У меня есть свой способ, который отлично работает, когда недобровольный клиент и инициатор обращения ко мне приходят вдвоем.
Я выстраиваю их взаимодействие. При этом мой фокус внимания сосредоточен на том, чтобы у каждого была возможность сказать то, что его ко мне привело. Я сразу говорю, что сначала выскажется один, потом такая возможность будет у другого. В итоге мы смотрим, есть ли у них какие-то точки взаимодействия, и что с этим можно сделать.
Обычно первым высказывается инициатор встречи. Я его спрашиваю, что его волнует и беспокоит, на что в его жизни это влияет. После этого спрашиваю уже у клиента, как на его жизнь влияет то, что родственники (мама, папа, бабушка, дедушка) волнуются? В любом случае, если близких что-то волнует, это как-то распространяется на жизнь и ребенка, и подростка, и взрослого человека.
Рассмотрим на примере ребенка, которого привела мама. Он, например, может сказать:
- У меня нет никаких проблем!
- Смотри, ты послушал, что сказала мама – ее переживания как-то влияют на тебя?
- Ну, да.
- Может быть, ты бы хотел, чтобы было по-другому?
Далее я задаю нарративные вопросы обоим, и ребенку становится яснее, что происходит, а маме - понятней, как ребенок это переживает.
Суть такой консультации в том, что у каждой стороны есть возможность высказаться. Я сразу задаю определенные рамки, чтобы наша работа не превратилась в разговор только с мамой (бабушкой и т.д.), в котором ребенок не участвует.
Ребенок сразу знает, что ему тоже представится возможность сказать, причем не с позиции оправдания, а с точки зрения того, как он это чувствует и понимает, что здесь никто не виноват и здесь не суд. У детей, еще чаще у родителей и педагогов, бывает такая установка, что, психолог скажет, как себя вести. Я сразу говорю, что этого не будет, и рассказываю, как будет проходить наша работа.
Я выстраиваю их взаимодействие. При этом мой фокус внимания сосредоточен на том, чтобы у каждого была возможность сказать то, что его ко мне привело. Я сразу говорю, что сначала выскажется один, потом такая возможность будет у другого. В итоге мы смотрим, есть ли у них какие-то точки взаимодействия, и что с этим можно сделать.
Обычно первым высказывается инициатор встречи. Я его спрашиваю, что его волнует и беспокоит, на что в его жизни это влияет. После этого спрашиваю уже у клиента, как на его жизнь влияет то, что родственники (мама, папа, бабушка, дедушка) волнуются? В любом случае, если близких что-то волнует, это как-то распространяется на жизнь и ребенка, и подростка, и взрослого человека.
Рассмотрим на примере ребенка, которого привела мама. Он, например, может сказать:
- У меня нет никаких проблем!
- Смотри, ты послушал, что сказала мама – ее переживания как-то влияют на тебя?
- Ну, да.
- Может быть, ты бы хотел, чтобы было по-другому?
Далее я задаю нарративные вопросы обоим, и ребенку становится яснее, что происходит, а маме - понятней, как ребенок это переживает.
Суть такой консультации в том, что у каждой стороны есть возможность высказаться. Я сразу задаю определенные рамки, чтобы наша работа не превратилась в разговор только с мамой (бабушкой и т.д.), в котором ребенок не участвует.
Ребенок сразу знает, что ему тоже представится возможность сказать, причем не с позиции оправдания, а с точки зрения того, как он это чувствует и понимает, что здесь никто не виноват и здесь не суд. У детей, еще чаще у родителей и педагогов, бывает такая установка, что, психолог скажет, как себя вести. Я сразу говорю, что этого не будет, и рассказываю, как будет проходить наша работа.
Настя
Этот способ работает. Человек начинает вступать в контакт и что-то говорить, даже если пришел не добровольно. Строя таким образом консультацию и задавая ему вопросы про то, что он ощущает и так далее, не бывает такого, что клиент закрывается или оправдываться. Он начинает говорить про то, что ему важно, и тогда всплывают некоторые вещи, которые потом можно использовать на индивидуальной консультации.
Юля
Я тоже за организацию диалога между родителем и ребенком. Думаю, такой разговор переводит ребенка на авторскую позицию по отношению к тому, что говорит взрослый. Право голоса очень поддерживает ребенка и формирует более партнерские отношения, без которых дети, особенно подростки, открываются с трудом.
Диалог
Олег Кузин: Я сейчас много работаю с парами и с зависимостями, и обязательно выстраиваю диалог между участниками встречи.
Если человек, который привел другого, говорит, что у этого другого есть какая-то проблема, не важно, какая, я обычно спрашиваю последнего:
- Чем это хорошо для тебя? Что ты таким образом решаешь?
Когда человек отвечает на этот вопрос, например, говорит, почему для него хорошо пить, я получаю в ответ "отсутствующее, но подразумеваемое" - смысл, то, чем это является на самом деле. В результате вопрос, который изначально задается инициатором, переформулируется.
Часто инициатор преследует свою цель, а ответ второго участника встречи идет с ней вразрез.
Если человек, который привел другого, говорит, что у этого другого есть какая-то проблема, не важно, какая, я обычно спрашиваю последнего:
- Чем это хорошо для тебя? Что ты таким образом решаешь?
Когда человек отвечает на этот вопрос, например, говорит, почему для него хорошо пить, я получаю в ответ "отсутствующее, но подразумеваемое" - смысл, то, чем это является на самом деле. В результате вопрос, который изначально задается инициатором, переформулируется.
Часто инициатор преследует свою цель, а ответ второго участника встречи идет с ней вразрез.
Реальный кейс
Мама взрослой дочери просит: «Помогите! У нее лишний вес! Никакой личной жизни!» А девушка, которой, по мнению матери, нужно привести себя в порядок, говорит:
- А зачем мне это надо? Мне и так хорошо.
- Чем это хорошо?
Человек в этот момент начинает рассказывать, чем ему это хорошо - иметь такой вес. Как только этот момент озвучивается, начинается практика деконструкции.
Например, дочка отвечает, что ей не надо думать о том, что она ест, считать калории, или вечером специально что-то готовить. Это конкретные ответы по пунктом. Когда они набираются, то выясняется, что инициатор обычно имел в виду что-то другое. Например, мама думает, что важен внешний вид. Но дочке все равно, как она выглядит, ей важно заниматься чем-то, на что у нее остается больше свободного времени потому, что не надо лишний раз готовить.
Эта легализация позволяет недобровольному клиенту озвучить его желания и намерения. И это хорошо потому, что человек решает свою задачу, которую инициатор зачастую не видит.
Как только ее вывели на поверхность, и она становится услышанной, то исчезает аспект недобровольности потому, что есть предмет, о котором можно договариваться.
Мама взрослой дочери просит: «Помогите! У нее лишний вес! Никакой личной жизни!» А девушка, которой, по мнению матери, нужно привести себя в порядок, говорит:
- А зачем мне это надо? Мне и так хорошо.
- Чем это хорошо?
Человек в этот момент начинает рассказывать, чем ему это хорошо - иметь такой вес. Как только этот момент озвучивается, начинается практика деконструкции.
Например, дочка отвечает, что ей не надо думать о том, что она ест, считать калории, или вечером специально что-то готовить. Это конкретные ответы по пунктом. Когда они набираются, то выясняется, что инициатор обычно имел в виду что-то другое. Например, мама думает, что важен внешний вид. Но дочке все равно, как она выглядит, ей важно заниматься чем-то, на что у нее остается больше свободного времени потому, что не надо лишний раз готовить.
Эта легализация позволяет недобровольному клиенту озвучить его желания и намерения. И это хорошо потому, что человек решает свою задачу, которую инициатор зачастую не видит.
Как только ее вывели на поверхность, и она становится услышанной, то исчезает аспект недобровольности потому, что есть предмет, о котором можно договариваться.
Не оставлять заблуждений
Олеся Симонова: Я не очень часто вижу недобровольных клиентов, но они зримо выделяются на однородном фоне, как яркие точки. Я все время думаю о том, как себя эти люди чувствуют?
Вот пришли двое, один из которых не понимает, что происходит. Особенно часто дети и подростки вообще не знают, кто я. Поэтому всегда начинаю разговор с того, что спрашиваю:
– А ты знаешь, кто я?
Некоторые отвечают, что нет. Тогда я говорю:
- Я – психолог. Мама тебе говорила, зачем ты сюда пришел?
Чаще ответ "нет", редко "да", или так, например:
- Вы мне скажете, что делать.
Тут очень важно не оставить в заблуждении. Поэтому дальше простыми вопросами и делами я начинаю выстраивать наши отношения с тем, кто находится в неопределенности. Мне кажется, это очень неприятное ощущение: человек не понимает, куда, к кому и зачем он пришел. Возможно, его мысли: «хорошо бы выяснить, кто этот человек напротив?»
Поэтому в начале встречи я обычно рассказываю, чем занимаются психологи, или делаю еще проще – вспоминаю какой-то недавний случай, когда ко мне приходил ребенок примерно этого возраста, и мы с ним делали то-то и то-то:
- Я не знаю, зачем ты пришел, но мы можем тоже это сделать. Может, у тебя что-то похожее?
Это даст ребенку очень примерное понимание, кто я, и одновременно, мне кажется, развеет какие-то идеи взрослого по поводу того, что мы сейчас дружно вдвоем будем воспитывать его сына или дочь.
Главное тут - не оставить надежд, которые не будут оправданы. Это очень важно - не пообещать того, что точно не произойдет, чтобы человек не вложился эмоционально и личностно, не говоря про время и деньги, в то, что ему не надо. Может быть, он, послушав меня, в этот момент скажет: «Знаете, нам не к Вам!», соберется и уйдет.
Мне кажется, это тоже хорошо, поскольку дает возможность человеку делать выбор. Эта возможность должна быть свободно озвучена. Поэтому я сразу в свободном режиме оговариваю примерно следующее.
В результате человек знает место и понимает, кто ты. Это его успокаивает, и только после этого мы приступаем непосредственно к работе. Мне кажется, слишком круто начинать с терапевтических вопросов. Первое, что я инстинктивно делаю, когда вижу, что человек нервничает, успокаиваю его простым разговором.
Кстати, обычно нервничают дети и мужчины. Про детей это понятно, а мужчины просто более далеки от этой сферы жизни, меньше про нее знают, и поэтому важно им про нее рассказать, чтобы они понимали, что их ждет.
Ребенку я могу сказать: «Смотри, там стоит ящик с игрушками, здесь карандаши. Если будет скучно или тебе надоест с нами разговаривать, можешь поиграть или порисовать»
Вот пришли двое, один из которых не понимает, что происходит. Особенно часто дети и подростки вообще не знают, кто я. Поэтому всегда начинаю разговор с того, что спрашиваю:
– А ты знаешь, кто я?
Некоторые отвечают, что нет. Тогда я говорю:
- Я – психолог. Мама тебе говорила, зачем ты сюда пришел?
Чаще ответ "нет", редко "да", или так, например:
- Вы мне скажете, что делать.
Тут очень важно не оставить в заблуждении. Поэтому дальше простыми вопросами и делами я начинаю выстраивать наши отношения с тем, кто находится в неопределенности. Мне кажется, это очень неприятное ощущение: человек не понимает, куда, к кому и зачем он пришел. Возможно, его мысли: «хорошо бы выяснить, кто этот человек напротив?»
Поэтому в начале встречи я обычно рассказываю, чем занимаются психологи, или делаю еще проще – вспоминаю какой-то недавний случай, когда ко мне приходил ребенок примерно этого возраста, и мы с ним делали то-то и то-то:
- Я не знаю, зачем ты пришел, но мы можем тоже это сделать. Может, у тебя что-то похожее?
Это даст ребенку очень примерное понимание, кто я, и одновременно, мне кажется, развеет какие-то идеи взрослого по поводу того, что мы сейчас дружно вдвоем будем воспитывать его сына или дочь.
Главное тут - не оставить надежд, которые не будут оправданы. Это очень важно - не пообещать того, что точно не произойдет, чтобы человек не вложился эмоционально и личностно, не говоря про время и деньги, в то, что ему не надо. Может быть, он, послушав меня, в этот момент скажет: «Знаете, нам не к Вам!», соберется и уйдет.
Мне кажется, это тоже хорошо, поскольку дает возможность человеку делать выбор. Эта возможность должна быть свободно озвучена. Поэтому я сразу в свободном режиме оговариваю примерно следующее.
- Сначала представляюсь, и мы договариваемся, как будем друг к другу обращаться.
- Рассказываю, чем я занимаюсь – для детей их словами обычно в виде истории, для взрослых – на их языке.
- Знакомлю с форматом работы и местом, где будут проходить сессии, например:
- Дальше простыми словами объясняю, что можно делать те час-полтора, пока длится сессия: пить чай, если понадобиться, взять перерыв и сходить в туалет, можно открыть или закрыть окно, если вдруг станет душно или наоборот прохладно.
В результате человек знает место и понимает, кто ты. Это его успокаивает, и только после этого мы приступаем непосредственно к работе. Мне кажется, слишком круто начинать с терапевтических вопросов. Первое, что я инстинктивно делаю, когда вижу, что человек нервничает, успокаиваю его простым разговором.
Кстати, обычно нервничают дети и мужчины. Про детей это понятно, а мужчины просто более далеки от этой сферы жизни, меньше про нее знают, и поэтому важно им про нее рассказать, чтобы они понимали, что их ждет.
Ребенку я могу сказать: «Смотри, там стоит ящик с игрушками, здесь карандаши. Если будет скучно или тебе надоест с нами разговаривать, можешь поиграть или порисовать»
Настя
- А для мужчин ты бар держишь?
Олеся
Нет, но они часто намекают, что было бы неплохо! Был забавный случай, когда ко мне пришёл мужчина, я ему сказала, что здесь можно чай налить, здесь конфеты. Он спрашивает: «А коньяк?»
Это меня все время возвращает к давней идее, которую я услышала несколько лет назад от моей со-ведущей по дистанционному обучению Лены Баскиной:
- Ребята, мы все время ходим мимо одной хорошей темы под названием «Бокал вина с психологом» Это же хит!
Может быть, когда-нибудь я стану еще более либеральной, чем сейчас, и пойду в эту сторону! Бокал вина или 20 г коньяка еще никому не вредили, если только у человека нет зависимости или непереносимости. Это тоже способ расслабиться.
Это меня все время возвращает к давней идее, которую я услышала несколько лет назад от моей со-ведущей по дистанционному обучению Лены Баскиной:
- Ребята, мы все время ходим мимо одной хорошей темы под названием «Бокал вина с психологом» Это же хит!
Может быть, когда-нибудь я стану еще более либеральной, чем сейчас, и пойду в эту сторону! Бокал вина или 20 г коньяка еще никому не вредили, если только у человека нет зависимости или непереносимости. Это тоже способ расслабиться.
4
Недобровольность инициатора встречи
Мама посадила девочку у Скайпа и говорит:
- Вот мне ее «почините», я пока отдохну.
Но тут же надо и с ней поговорить, и с папой, а то и вовсе всю семью вовлечь «в починку»!
Как вовлекать недобровольных родителей (вообще любого инициатора встречи), когда он привел недобровольного клиента, и ушел?
Мама посадила девочку у Скайпа и говорит:
- Вот мне ее «почините», я пока отдохну.
Но тут же надо и с ней поговорить, и с папой, а то и вовсе всю семью вовлечь «в починку»!
Как вовлекать недобровольных родителей (вообще любого инициатора встречи), когда он привел недобровольного клиента, и ушел?
Решения
Задать вопрос ребенку
Есть несколько простых решений, самое простое из которых – задать вопрос ребенку, чем родитель может ему помочь, и этот запрос уже передать родителю.
Задать вопрос взрослому
Можно спросить недобровольного родителя о предпочитаемых результатах терапии и конкретизировать запрос, возможно, скорректировав его потому, что у него могут быть надежды на исправление (о чем мы уже говорили). Возможно, человек поймет, что работа психолога не такая простая, как кажется, и у него появится чувство, что хорошо бы ему при этом присутствовать.
Родительские страхи
Если родитель опасается заходить в аудиторию, чтобы не нарушить интимность встречи, то можно определить конкретное время его прихода. Также иногда требуется конкретизировать, зачем именно он будет нужен.
Иногда у родителя возникает страх из-за обвинений самого себя в том, что он плохой родитель. Чтобы упростить задачу родителя включиться в работу, можно поработать над снижением страха и вины каким-либо способом, например, использовать экстернализацию проблемы.
Иногда у родителя возникает страх из-за обвинений самого себя в том, что он плохой родитель. Чтобы упростить задачу родителя включиться в работу, можно поработать над снижением страха и вины каким-либо способом, например, использовать экстернализацию проблемы.
«Вы знаете своего ребенка лучше меня!»
Олеся Симонова: Мне важно сказать родителю, что он знает ребенка гораздо лучше меня. И договориться на первую встречу только с родителем, без ребенка, чтобы не ставить его в неавторскую позицию.
В телефонном разговоре перед первой встречи с родителем я говорю:
- Мы с вами будем работать по поводу проблемы ребенка, но это работа с родителями тоже. Даже если потом ребенок будет приходить на консультации один (если ему, например, 14 лет и больше), в любом случае вы – заказчик. Поэтому нам нужно сначала с Вами обсудить режим работы, в том числе, нужны ли нам будут общие встречи, если я вдруг пойму, что нужна Ваша помощь. Ведь Вы знаете своего ребенка лучше меня!
Если человек говорит, что ему это не подходит, то извините! – мы расстаемся. Понимаю, что это мое стремление быть в полной мере нарративным практиком и постмодернистом, что означает для меня позволение делать то, что считаешь нужным в данный момент времени.
Если же ребенок маленький, я вообще отказываюсь вести с ним разговоры отдельно потому, что иногда просто могу не понять, что он говорит. Мне обязательно нужен переводчик, который расшифрует, что малыш имеет в виду. Когда ребенок вообще молчит, я его спрашиваю:
- Можно спросить у мамы?
- Да.
После маминого ответа интересуюсь:
- Похоже?
- Да (или нет)
Мама могут многое сказать за маленького ребенка потому, что знают его сильно лучше, чем я.
В телефонном разговоре перед первой встречи с родителем я говорю:
- Мы с вами будем работать по поводу проблемы ребенка, но это работа с родителями тоже. Даже если потом ребенок будет приходить на консультации один (если ему, например, 14 лет и больше), в любом случае вы – заказчик. Поэтому нам нужно сначала с Вами обсудить режим работы, в том числе, нужны ли нам будут общие встречи, если я вдруг пойму, что нужна Ваша помощь. Ведь Вы знаете своего ребенка лучше меня!
Если человек говорит, что ему это не подходит, то извините! – мы расстаемся. Понимаю, что это мое стремление быть в полной мере нарративным практиком и постмодернистом, что означает для меня позволение делать то, что считаешь нужным в данный момент времени.
Если же ребенок маленький, я вообще отказываюсь вести с ним разговоры отдельно потому, что иногда просто могу не понять, что он говорит. Мне обязательно нужен переводчик, который расшифрует, что малыш имеет в виду. Когда ребенок вообще молчит, я его спрашиваю:
- Можно спросить у мамы?
- Да.
После маминого ответа интересуюсь:
- Похоже?
- Да (или нет)
Мама могут многое сказать за маленького ребенка потому, что знают его сильно лучше, чем я.
До какого возраста родители лучше знают своего ребенка, чем он знает себя сам?
Олеся
Я, как возрастной психолог и человек, который увлекается нейропсихологией, могу назвать возраст 10-12 лет, когда начинают активно формироваться причинно-следственные связи. В это время ребенок уже на вопрос «Почему?» прекрасно отвечает.
Катя
- Вспомнилось, как Майкл Уайт рассказывал про то, как он разговаривал с парой бабушка/внучка. Не то, чтобы там был кто-то не вовлечен, или не доброволен. Но мне показалось важным, что он уделил большое время тому, чтобы бабушка расспросила его.
Он прямо спрашивал, что ей интересно, она задавала ему вопросы, и он отвечал. Таким образом, мне кажется, тоже можно вовлекать родителя.
Он прямо спрашивал, что ей интересно, она задавала ему вопросы, и он отвечал. Таким образом, мне кажется, тоже можно вовлекать родителя.
Кристина
У меня этот прием Майкла Уайта не срабатывает. Я в начале сессии что-то рассказываю о себе, и тоже предлагаю задавать вопросы, но почему-то никто не задает. Хотя мне кажется, что это очень логично. Даже если человек обо мне ничего не знает, он наверняка слышал, что к психологу приходят обсуждать не его, а себя.
Часто, когда я говорю клиенту, что мне можно задавать вопросы, он удивляется: «В смысле?» Но я все равно продолжаю спрашивать. Может быть, найдется человек, который захочет поговорить обо мне!
Часто, когда я говорю клиенту, что мне можно задавать вопросы, он удивляется: «В смысле?» Но я все равно продолжаю спрашивать. Может быть, найдется человек, который захочет поговорить обо мне!
“
Я тоже спрашиваю, интересно ли человеку узнать, в каком подходе я работаю. Удивительно, но ко мне приходят люди, которым интересно. Навык рассказывать про нарративную практику у меня уже отточен!
5
Как установить контакт с тем, кто не планировал
Реальный кейс
Этот кейс Майкла Уайта мы уже обсуждали выше. К Майклу обратилась бабушка по поводу того, что ее внучка не разговаривала. Это была девочка 10-12 лет с трагической историей (последовательная гибель родителей, приют, из которого потом ее забрала бабушка)
После разговора с бабушкой выяснилось, что между ней и внучкой контакт был. Да, девочка не говорила, но прекрасно давала понять, что ей требуется. Более того, оказалось, что есть люди, с которыми девочка общается, просто делает это очень выборочно.
Особенность была в том, что к великому психологу отправили вроде бы несчастного больного ребенка, но сама бабушка была не вполне согласна с этим. После сессии она сказала Майклу:
- Я же понимала, что у нас с ней все хорошо! Мы с ней общаемся, и друг друга прекрасно понимаем. Спасибо, что вы мне подтвердили, что у нас все нормально!
То есть в этом кейсе ребенок недобровольный, но и бабушка не вполне добровольная в том смысле, что добровольной она была только потому, что пыталась соответствовать определенному дискурсу.
Возвращаясь к методу вовлечения недобровольного клиента. На сессии ребенок молчал, и в какой-то момент Майкл Уайт сказал:
- Я сейчас буду говорить, и если ты не дашь мне понять, что ты с этим не согласна, я считаю, что ты с этим соглашаешься.
Этот кейс Майкла Уайта мы уже обсуждали выше. К Майклу обратилась бабушка по поводу того, что ее внучка не разговаривала. Это была девочка 10-12 лет с трагической историей (последовательная гибель родителей, приют, из которого потом ее забрала бабушка)
После разговора с бабушкой выяснилось, что между ней и внучкой контакт был. Да, девочка не говорила, но прекрасно давала понять, что ей требуется. Более того, оказалось, что есть люди, с которыми девочка общается, просто делает это очень выборочно.
Особенность была в том, что к великому психологу отправили вроде бы несчастного больного ребенка, но сама бабушка была не вполне согласна с этим. После сессии она сказала Майклу:
- Я же понимала, что у нас с ней все хорошо! Мы с ней общаемся, и друг друга прекрасно понимаем. Спасибо, что вы мне подтвердили, что у нас все нормально!
То есть в этом кейсе ребенок недобровольный, но и бабушка не вполне добровольная в том смысле, что добровольной она была только потому, что пыталась соответствовать определенному дискурсу.
Возвращаясь к методу вовлечения недобровольного клиента. На сессии ребенок молчал, и в какой-то момент Майкл Уайт сказал:
- Я сейчас буду говорить, и если ты не дашь мне понять, что ты с этим не согласна, я считаю, что ты с этим соглашаешься.
Этот способ Майкла установления контакта принимают не все психологи. Некоторые считают его спорным потому, что такой вопрос отправляет девочку в дискурс «Молчание – знак согласия»
Можно долго рассуждать о пользе и вреде дискурсов. Так или иначе, дети попадают в мир, где много дискурсов, и ко всем к ним им приходится приспосабливаться. По мере взросления, дискурсов становится все больше потому, что взрослые вносят свою лепту, считая какие-то из них очень полезными для ребенка на данный момент времени.
Возвращаясь к методу Майкла. Есть другое мнение, что он задал свой спорный вопрос относительно того, может ли он продолжать расспрашивать бабушку - это точно не про дискурсы и не про вмешательство в жизнь ребенка.
Можно долго рассуждать о пользе и вреде дискурсов. Так или иначе, дети попадают в мир, где много дискурсов, и ко всем к ним им приходится приспосабливаться. По мере взросления, дискурсов становится все больше потому, что взрослые вносят свою лепту, считая какие-то из них очень полезными для ребенка на данный момент времени.
Возвращаясь к методу Майкла. Есть другое мнение, что он задал свой спорный вопрос относительно того, может ли он продолжать расспрашивать бабушку - это точно не про дискурсы и не про вмешательство в жизнь ребенка.
“
Я осознаю, что в моей практике этот метод не применим по этическим соображениям. Вместе с тем я осознаю, что, возможно, у Майкла другие этические принципы. Это не значит, что я хорошая, а Майкл плохой. Расскажи об этом методе 10 психологам, даже из одного подхода, и у каждого из них будет свое мнение!
“
Из наших обсуждений я вытащила ценную идею:
При недобровольности первична не заявленная цель, а налаженная связь и хороший контакт:
- Терапевта с инициатором прихода недобровольного клиента;
- Терапевта с недобровольным клиентом;
- Недобровольного клиента с тем, кто его привел.
Проблема может побеждать, пока все трое не станут содружеством!
При недобровольности первична не заявленная цель, а налаженная связь и хороший контакт:
- Терапевта с инициатором прихода недобровольного клиента;
- Терапевта с недобровольным клиентом;
- Недобровольного клиента с тем, кто его привел.
Проблема может побеждать, пока все трое не станут содружеством!
Способы установления контакта от участников
- У меня такая трудная дорога до офиса, что когда человек меня находит, он уже рад:
- Вы меня нашли!
- Я раньше спрашивала: «Как вас зовут?», а теперь - «Как к вам обращаться?» С недавних пор это стало для меня не одним и тем же. Как-то ко мне пришла женщина, которая назвалась одним именем (русским), а по паспорту ее звали иначе. Мне кажется, что для нашего контакта было важно, что я обращалась к ней так, как она хотела. Не факт, что контакт бы состоялся, если бы я называла ее по официальному имени.
- На мой взгляд, вполне помогает зайти в контакт предложение напитка на выбор – черный, зеленый чай, вода, кофе, молоко и пр.
- Сразу объясняю, что наша работа для человека полностью безопасна, он вправе не отвечать, если не хочет, и в любой момент может сказать: «Мне это не нравится, давайте не будем это обсуждать».
- Человек более контактен, если находится в расслабленном состоянии. Поэтому на встрече сразу предлагаю ему устраиваться поудобнее. Если вижу, что он ерзает в кресле, спрашиваю:
- Нет-нет, все в порядке!
- Садитесь поудобнее! – и человек еще раз меняет позу. Это всегда работает, как будто бы, правда, первый раз он сел неудобно!
- Если на сессии двое, и один из них пришел не по своей воле, например, мама привела ребенка, как правило, мы разговариваем сначала с мамой. Для перевода речи к ребенку я его сначала спрашиваю: «Ты как вообще?» Дальше говорю: «У нас есть час, и мы можем провести это время полезно для обоих. О чем бы ты хотел поговорить? Что бы тебе было полезно?» Однажды в ответ услышала: «В Аквапарк сходить!»
- У меня не кабинет, а прямо кунсткамера - стоят старинные часы и пр. Обычно я спрашиваю подростка (это мои клиенты): «Что тебе из этого нравится больше?» После того, как он что-то выберет, продолжаю:
- Для меня очень важен контакт глазами. В первые минуты разговора я стараюсь встретиться глазами с человеком, Конечно, я обычно это чем-то сопровождаю – улыбаюсь, спрашиваю про погоду, как дела, давно не виделись, иногда даже уточняю, с какого числа (записи на руках). Но без этого контакта глазами, мне кажется, много, чего не случится, я вообще могу эту сессию проглядеть. Осознаю, что это мой личный способ потому, что я - явный визаул. Но ведь многие люди тоже визуалы!
- Я всегда стараюсь на встрече показать, что я – живой человек, ничего страшного у нас происходить не будет, и обязательно улыбаюсь. Интерес к человеку и разговор про обыденные вещи очень способствуют контакту! Если клиент приходит не в первый раз, я его спрашиваю, например, как его собака, как здоровье ребенка, что новенького на работе? Естественно, я это все не помню, а просто смотрю в свои записи.
- Если я в первый раз вижу человека, или мы просто перекинулись парой слов перед тем, как он пришел, я спрашиваю, как он добрался, быстро ли нашел меня или – классика - про погоду:
Для меня разговор про обыденные вещи - не психологический прием, а просто хорошее и доброе человеческое общение.