Нарративная мастерская
Управление файлами cookie
Настройки файлов cookie
Файлы cookie, необходимые для корректной работы сайта, всегда включены.
Другие файлы cookie можно настроить.
Другие файлы cookie можно настроить.
Катя Богомольная, нарративный практик, г.Будапешт (Венгрия):
Мне хочется задокументировать историю, которая случилась недавно.
Пару месяцев назад, когда началась война в Израиле, у меня появилась возможность поволонтерить с военными, которые заходили в Газу.
«Что я могу сделать для того, чтобы поддержать и помочь своих сослуживцев? – так звучал запрос моего собеседника. – Я не могу поделиться с ними своим опытом, но мне бы этого очень хотелось».
Несмотря на то, что тема была очень тяжелая и заряженная, на грани жизни и смерти, это была одна из самых поддерживающих, самых наполняющих, честных, светлых нарративных бесед, которые у меня случались.
Мне хочется задокументировать историю, которая случилась недавно.
Пару месяцев назад, когда началась война в Израиле, у меня появилась возможность поволонтерить с военными, которые заходили в Газу.
«Что я могу сделать для того, чтобы поддержать и помочь своих сослуживцев? – так звучал запрос моего собеседника. – Я не могу поделиться с ними своим опытом, но мне бы этого очень хотелось».
Несмотря на то, что тема была очень тяжелая и заряженная, на грани жизни и смерти, это была одна из самых поддерживающих, самых наполняющих, честных, светлых нарративных бесед, которые у меня случались.
Для меня нарративные консультации – это всегда про какой-то свет. Про то, что ты будешь стоять буквально перед выходом в один конец, осознавая свою смертность, и одновременно замечать свою силу: что возможно, в чем я могу быть автором своей жизни и в чем я могу быть влиятелен. Нарративная беседа позволяет среди всего внешнего услышать свое внутреннее, и встать на свою сторону, выбрать себя. Это для меня сродни магии.
В ходе этой беседы я исписала пять листов. Я сохранила их, чтобы отдать, если мы когда-нибудь встретимся с этим человеком. Потому что у меня было полное ощущение свидетельствования и возможность задокументировать это.
Трогательный спойлер – прошел месяц боевых действий, мужчина вернулся на один день и написал мне сообщение: «Спасибо большое! Наш разговор помогал мне в течение всего этого времени помнить, что я могу быть для этих людей помощью, поддержкой, светом».
В ходе этой беседы я исписала пять листов. Я сохранила их, чтобы отдать, если мы когда-нибудь встретимся с этим человеком. Потому что у меня было полное ощущение свидетельствования и возможность задокументировать это.
Трогательный спойлер – прошел месяц боевых действий, мужчина вернулся на один день и написал мне сообщение: «Спасибо большое! Наш разговор помогал мне в течение всего этого времени помнить, что я могу быть для этих людей помощью, поддержкой, светом».
Второй момент магии заключается для меня в том, что нарративная консультация дает очень конкретные инструменты. Мы с собеседником пришли к тому, что если он видит, что кому-то грустно, он может взять и поговорить. Он взрослый мужчина, ему около 40. И он может поддержать этих 20-летних парней, потому что у него есть такой жизненный опыт. Если кто-то нервничает, он может позвать вместе потренироваться. А если, например, у него есть информация, что операция не начинается прямо сейчас и будет возможность подготовиться, он может поделиться этим успокаивающим знанием. Еще у него были такие классные конкретные штуки: позвать попить кофе, вместе побегать, потренироваться, пострелять, собраться всем вместе, чтобы попеть или потанцевать.
Также он рассказал, что его страх ощущается так, как будто кто-то сдавливает его за плечи и сжимает талию. В момент, когда это происходит с ним, он может заметить и скинуть эти костлявые руки и сказать: «Ну-ну-ну! Не надо так делать, это не вовремя, я сейчас не готов, это мне не помогает!».
Также он рассказал, что его страх ощущается так, как будто кто-то сдавливает его за плечи и сжимает талию. В момент, когда это происходит с ним, он может заметить и скинуть эти костлявые руки и сказать: «Ну-ну-ну! Не надо так делать, это не вовремя, я сейчас не готов, это мне не помогает!».
И вот эта конкретика в простых вещах очень впечатляет меня в нарративной практике. Когда у меня есть не только иллюзия своей влиятельности, но и конкретные инструменты, возможности проявлять такую позицию.
«Я осознаю, что в условиях боевых действий, когда очень мало способов друг друга поддерживать, – сказал в в ходе разговора мой собеседник, – какие-то простые базовые вещи, которые я точно могу сделать, это безопасная среда».
В итоге мы проговорили два часа, у меня не было возможности видеть его лицо, но я слышала как менялся голос. Он зашел с ощущением, что хочет помочь и не знает как, потому что ему кажется, что его опыт нерелевантен. А уходил с ощущением, что он все-таки может поддерживать сослуживцев, что его жизненный опыт все-таки не бессмыслен. И три мысли, которые он зафиксировал как результат.
«Я осознаю, что в условиях боевых действий, когда очень мало способов друг друга поддерживать, – сказал в в ходе разговора мой собеседник, – какие-то простые базовые вещи, которые я точно могу сделать, это безопасная среда».
В итоге мы проговорили два часа, у меня не было возможности видеть его лицо, но я слышала как менялся голос. Он зашел с ощущением, что хочет помочь и не знает как, потому что ему кажется, что его опыт нерелевантен. А уходил с ощущением, что он все-таки может поддерживать сослуживцев, что его жизненный опыт все-таки не бессмыслен. И три мысли, которые он зафиксировал как результат.
Можно пройти только полпути человека. Если я хочу помочь, то это моя ответственность, мое право выбирать – помогаю я или нет. И есть другой человек. И он может не принять и это тоже ок. Это про такое пространство отношений. Самое главное для меня знать, что я дал все, что мог дать
И это то, с чем он ушел. В тот момент я испытала свободу выбора, разделение ответственности того, что нет бессилия в том, что кто-то не принял. Моя сила в том, что я могу дать и даю. И я разрешаю другому человеку это либо принять, либо отвергнуть. Это было первое.
Второе – «Я могу приглашать других к взаимодействию, если мне это важно». И тут был этот список действий: приготовить, делиться опытом, выпить кофе, потренироваться вместе, пойти пострелять, рассказать.
И третье – «Продолжать делиться. Оставаться этим дающим источником». Для меня это прям какая-то метафора изобилия.
Позже этот человек отправил ко мне еще одного молодого мужчину из взвода, которому было очень сложно эмоционально. Он реально позаботился о ком-то.
И в чем для меня лично была магия.
Эта беседа случилась со мной в процессе обучения на курсе супервизоров, и когда мы заканчивали разговор, я сказала ему слова, в которые искренне верила. Что это была беседа не «терапевт – клиент» или «нарративный практик и собеседник», а это была беседа на равных. Как супервизор и супервизор. Он был в других обстоятельствах, в другом статусе. Но мы говорили, держа в голове идею, что хотим вместе справиться с чем-то, вместе помочь. И вот это ощущение объединения, соединенности, это то, что дает нарративная практика. Мы вместе объединяемся против проблемы – за тебя и как тебе лучше. Мне кажется, это ответ на вопрос, что может происходить по итогам нарративной беседы.
И в чем для меня лично была магия.
Эта беседа случилась со мной в процессе обучения на курсе супервизоров, и когда мы заканчивали разговор, я сказала ему слова, в которые искренне верила. Что это была беседа не «терапевт – клиент» или «нарративный практик и собеседник», а это была беседа на равных. Как супервизор и супервизор. Он был в других обстоятельствах, в другом статусе. Но мы говорили, держа в голове идею, что хотим вместе справиться с чем-то, вместе помочь. И вот это ощущение объединения, соединенности, это то, что дает нарративная практика. Мы вместе объединяемся против проблемы – за тебя и как тебе лучше. Мне кажется, это ответ на вопрос, что может происходить по итогам нарративной беседы.
Об инструментах в нарративной консультации
Эффект магический, инструменты вполне практические.
Когда этот мужчина говорил о своем бессилии, я задала ему вот такой вопрос: «Расскажи, а если бы я спросила твоих сослуживцев, что бы они мне о тебе рассказали? Что ты какой?» И он абсолютно сменил вектор беседы.
Наверное, вот этот инструмент – подсвечивать части, которые остаются в тени, помог. Есть ли такой у нарративных практиков? Да, он называется карта пересочинения и уплотнения истории.
Еще одним важным инструментом этой беседы было возвращение к миссии, ценности и добровольно взятым на себя обязательствам. Вспомнить, ради чего я хочу помогать сослуживцам, и найти на уровне действий, как я могу это делать. Это было таким важным запросом моего собеседника. Мне кажется, что мы справились с этой задачей, потому что основные ценностные ориентиры, путеводные звезды уже были. Хотелось почувствовать, что да я могу, и узнать, как это может называться.
И такая как будто бы банальная для любого нарративного практика идея о том, что другой человек является экспертом в своей жизни, говорила здесь сама за себя. Потому что уж более разрозненных жизненных обстоятельств себе сложно придумать. Где я – человек, который сидит в безопасности, 30-летняя девушка, и где он – человек, который всю жизнь служил в сложных войсках, имеет какой-то военный опыт и абсолютно другой бэкграунд? Это были очень разные обстоятельства. Но они абсолютно не были для нас преградой. И вот эти три вещи – верить, что каждый человек является экспертом в своей жизни, соединять ценностный уровень с уровнем действий, пересочинять, уплотнять, подсвечивать альтернативные истории – это то, что на техническом уровне помогло достичь этого эффекта.
Наверное, вот этот инструмент – подсвечивать части, которые остаются в тени, помог. Есть ли такой у нарративных практиков? Да, он называется карта пересочинения и уплотнения истории.
Еще одним важным инструментом этой беседы было возвращение к миссии, ценности и добровольно взятым на себя обязательствам. Вспомнить, ради чего я хочу помогать сослуживцам, и найти на уровне действий, как я могу это делать. Это было таким важным запросом моего собеседника. Мне кажется, что мы справились с этой задачей, потому что основные ценностные ориентиры, путеводные звезды уже были. Хотелось почувствовать, что да я могу, и узнать, как это может называться.
И такая как будто бы банальная для любого нарративного практика идея о том, что другой человек является экспертом в своей жизни, говорила здесь сама за себя. Потому что уж более разрозненных жизненных обстоятельств себе сложно придумать. Где я – человек, который сидит в безопасности, 30-летняя девушка, и где он – человек, который всю жизнь служил в сложных войсках, имеет какой-то военный опыт и абсолютно другой бэкграунд? Это были очень разные обстоятельства. Но они абсолютно не были для нас преградой. И вот эти три вещи – верить, что каждый человек является экспертом в своей жизни, соединять ценностный уровень с уровнем действий, пересочинять, уплотнять, подсвечивать альтернативные истории – это то, что на техническом уровне помогло достичь этого эффекта.
В завершение хочется вот еще о чем сказать. Есть такая мысль, что вообще-то терапевт, нарративный практик очень много получает от своих собеседников. Об этом говорила и Олеся Симонова, и Нина Александрикова тоже говорит. И вот встреча с этим собеседником стала для меня квинтэссенцией этого чувства. Потому что то, сколько я получила от неё, невозможно облечь в слова. Я очень благодарна за возможность поделиться этой историей, потому что для меня она и про конкретного человека, и про что-то большее. Про то, что мы делаем, может стать для кого-то очень значимым. И он будет передавать это дальше. Мне хочется сохранить это в памяти. И чтобы эффект кругов по воде продолжал распространяться, и чтобы как-то засвидетельствовать значимость момента. Это стало для меня поддерживающим продолжать то, что я уже делаю