Нарративная мастерская
Нарративная мастерская
Логотерапия
глазами нарративного практика
глазами нарративного практика
Дина Жужлева
Олеся:
Давайте обсудим, чем экзистенциальный анализ может быть интересен нарративному практику, зачем к нему можно обращаться.
С 2016 года у нас идет проект "На стыке", в котором я приглашаю терапевтов из разных подходов рассказывают про свои направления.
Новые видения могут расширить нарративную практику. В поле психотерапии проделана уже большая работа по осмыслению человеческого опыта, и мы можем обогащаться ею.
Предлагаю смотреть на этот текст из позиции внимания к тому, что для вас является подходящим, предпочитаемым, что согласовано с вашими принципами, и чему вы хотели бы давать влиять на себя.
С 2016 года у нас идет проект "На стыке", в котором я приглашаю терапевтов из разных подходов рассказывают про свои направления.
Новые видения могут расширить нарративную практику. В поле психотерапии проделана уже большая работа по осмыслению человеческого опыта, и мы можем обогащаться ею.
Предлагаю смотреть на этот текст из позиции внимания к тому, что для вас является подходящим, предпочитаемым, что согласовано с вашими принципами, и чему вы хотели бы давать влиять на себя.
Дина:
Я училась экзистенциальному анализу и логотерапии Франкла в Барселоне, Испании. У нас есть каталонская ассоциация логотерапии ACLAE (Asociación Catalana de Logoterapia y Análisis Existencial), которая тесно сотрудничает с венской школой логотерапии. Кстати, в Москве тоже есть отдельный институт Франкла, помимо школы анализа Ленгле, и я слышала о нем много хорошего. Нашу школу (и саму ассоциацию) основала Cristina Visiers Würth, она живет в Германии, училась в институте Виктора Франкла в Вене, читала много Франкла в оригинале и переводила на испанский. В этом нам очень повезло, нам были доступны даже малоизвестные тексты.
Почему экзистенциальный анализ
К лету 2020 года я уже несколько лет практиковала как нарративный практик. Еще с университета мне нравился конструктивизм, модернистские подходы меня никогда не интересовали. Но когда прошли первые полгода ковидного заточения, я обнаружила себя в точке, где все было стабильно и благоустроено, но ощущалось оно примерно на двоечку: в целом мое настроение было в плюсе, но сильно радостным его назвать было нельзя. Не было больших перепадов и в целом было ощущение замирания, что я живу не свою жизнь. Самым же огорчительным было обнаружить, что большие события 2020 года очень мешают мне работать. Я не понимала, зачем вообще занимаюсь психотерапией, была опустошена, и даже не понимала, почему. Тогда я пошла гулять по разным помогающим практикам, самых разных направлений. Среди них была Оля Вавилова (привет!), которая тогда только отучилась у Олеси, а раньше закончила магистратуру по экзистенциальному анализу в ВШЭ. Я обратилась к ней с вопросом, что такое смысл, потому что для меня это было полупустое слово. Я не понимала, что за понятие такое смысл жизни, что оно означает. Да, есть смысл слова, но что такое смысл какого-то события от меня уже ускользало. Когда она мне рассказала, что такое смысл по Франклу, меня это оглушило: почему я раньше об этом не узнала?
Для меня чрезвычайно ценной оказалась именно конкретная идея, привнесенная в мой контекст. Мне было не важно, я сама ее найду или мне ее принесут, поэтому нашла экзистенциальную школу, и отучилась в ней два прекрасных года.
К лету 2020 года я уже несколько лет практиковала как нарративный практик. Еще с университета мне нравился конструктивизм, модернистские подходы меня никогда не интересовали. Но когда прошли первые полгода ковидного заточения, я обнаружила себя в точке, где все было стабильно и благоустроено, но ощущалось оно примерно на двоечку: в целом мое настроение было в плюсе, но сильно радостным его назвать было нельзя. Не было больших перепадов и в целом было ощущение замирания, что я живу не свою жизнь. Самым же огорчительным было обнаружить, что большие события 2020 года очень мешают мне работать. Я не понимала, зачем вообще занимаюсь психотерапией, была опустошена, и даже не понимала, почему. Тогда я пошла гулять по разным помогающим практикам, самых разных направлений. Среди них была Оля Вавилова (привет!), которая тогда только отучилась у Олеси, а раньше закончила магистратуру по экзистенциальному анализу в ВШЭ. Я обратилась к ней с вопросом, что такое смысл, потому что для меня это было полупустое слово. Я не понимала, что за понятие такое смысл жизни, что оно означает. Да, есть смысл слова, но что такое смысл какого-то события от меня уже ускользало. Когда она мне рассказала, что такое смысл по Франклу, меня это оглушило: почему я раньше об этом не узнала?
Для меня чрезвычайно ценной оказалась именно конкретная идея, привнесенная в мой контекст. Мне было не важно, я сама ее найду или мне ее принесут, поэтому нашла экзистенциальную школу, и отучилась в ней два прекрасных года.
Логотерапия и нарративная практика
Для меня самая большая и значимая разница между логотерапией и нарративной практикой заключается в том, что в логотерапии некоторые идеи берутся за базовые (аксиомы) и вся логотерапия строится на допущении, что любой человек в любой ситуации может встретить смысл. Его не надо конструировать, он в любой ситуации для человека уже есть. Человек не сидит и не думает: «придумаю-ка я себе смысл»
Для меня самая большая и значимая разница между логотерапией и нарративной практикой заключается в том, что в логотерапии некоторые идеи берутся за базовые (аксиомы) и вся логотерапия строится на допущении, что любой человек в любой ситуации может встретить смысл. Его не надо конструировать, он в любой ситуации для человека уже есть. Человек не сидит и не думает: «придумаю-ка я себе смысл»
Олеся: В чем же отличие от нарративной практики?
Когда в нарративной практике мы говорим про конструирование смысла, это предполагает установку, что смысл есть всегда. В нарративной беседе мы его обозначаем. Но всякий рассказ о действиях, которые вызывают у нас эмоции, содержит возможные смыслы, ценности, принципы. Расскажи чуть больше про разницу.
Когда в нарративной практике мы говорим про конструирование смысла, это предполагает установку, что смысл есть всегда. В нарративной беседе мы его обозначаем. Но всякий рассказ о действиях, которые вызывают у нас эмоции, содержит возможные смыслы, ценности, принципы. Расскажи чуть больше про разницу.
Я говорю исключительно про себя и про то, что поняла из того, чему нас учили. Люди, которые занимаются профессионально логотерапией, могут со мной поспорить. Именно метафорически другое восприятие смысла, как не находящегося в тебе, то есть не вытекающего напрямую из твоих ценностей, так меня зацепило. Это то, что я увидела и полюбила в трактовке магического реализма марселы поланко. В ней мир воспринимается не как что-то статичное, но как нечто живое, что предлагает тебе дары, возможности, очень много всего, и ты с ним взаимодействуешь с большим уважением к тому, что тебе предлагает конкретная ситуация.
Я сейчас говорю, что такое логотерапия не с точки зрения логической, смысловой или абстрактной концепции авторства, а про свои ощущения и метафорическое видение. Для меня логотерапия — это будто в меньшей степени путь в себя и в большей степени путь в мир. Например, в случае травмы или несогласия с какой-то ситуацией конкретного человека, в экзистенциальном анализе мы не столько говорим про его чувства или действия в ответ, сколько про ситуацию, которая случилась, и про то, какие смыслы условно она предлагает этому конкретному человеку. На самом деле это тоже про действия в ответ, но, в отличие от нарративной практики, мы наделяем авторством мир. Это очень хорошо иллюстрирует испанский язык, где часто используются глаголы в возвратной форме, например, не «я уронил ручку», а «ой, ручка уронилась». Для меня это самая большая разница.
Когда мир наделен авторством, я себя чувствую менее одиноко в целом. Плюс, сама метафора конструирования бывает просто утомительной сама по себе. Если ты думаешь, что сейчас в разговоре отконструируешь свои смыслы или авторский путь, то это ощущается как груз ответственности и большой труд. В этом контексте мое авторство означает для меня «сделать свою жизнь условно хорошей». Я хочу, чтобы она была приятной для меня, но есть огромное количество факторов, которые не в моей власти, и когда у меня не получается с ними справиться, то я испытываю очень большой стресс. В моей голове прямо капслоком: ну вот, 5 минут я уже несчастлива сегодня! Это будто каждую минуту моя ответственность.
Экзистенциальный анализ очень сильно повлиял и на мою работу. У меня ушло ощущение, что я сразу должна вывести человека обязательно в предпочитаемую историю. Я поняла, что можно продолжать чувствовать себя не очень, и это тоже может быть важной частью жизни.
Когда мир наделен авторством, я себя чувствую менее одиноко в целом. Плюс, сама метафора конструирования бывает просто утомительной сама по себе. Если ты думаешь, что сейчас в разговоре отконструируешь свои смыслы или авторский путь, то это ощущается как груз ответственности и большой труд. В этом контексте мое авторство означает для меня «сделать свою жизнь условно хорошей». Я хочу, чтобы она была приятной для меня, но есть огромное количество факторов, которые не в моей власти, и когда у меня не получается с ними справиться, то я испытываю очень большой стресс. В моей голове прямо капслоком: ну вот, 5 минут я уже несчастлива сегодня! Это будто каждую минуту моя ответственность.
Экзистенциальный анализ очень сильно повлиял и на мою работу. У меня ушло ощущение, что я сразу должна вывести человека обязательно в предпочитаемую историю. Я поняла, что можно продолжать чувствовать себя не очень, и это тоже может быть важной частью жизни.
Вера: Не кажется ли вам, что понимание смысла по Франклу, о котором говорит Дина, идёт в разрез с принципом действия в ответ из нарративной практики?
Когда Дина описывала понимание смысла, для меня это была новость, я по-другому понимала то, как Франкл понимает смысл.
Мне показалось, что в ее описании была какая-то точка, в которой ты можешь остановиться и быть в какой-то момент принимающим, можешь подождать, пока мир тебе преподнесет смысл. Но если это так, я вспоминаю о том, что для нарративной практики действием в ответ является даже то, что ты лежишь по направлению к предпочитаемой истории. То есть ты все равно действующий субъект.
А если ты ждешь от мира, что он принесет тебе смысл, в этот момент ты не являешься действующим субъектом.
Когда Дина описывала понимание смысла, для меня это была новость, я по-другому понимала то, как Франкл понимает смысл.
Мне показалось, что в ее описании была какая-то точка, в которой ты можешь остановиться и быть в какой-то момент принимающим, можешь подождать, пока мир тебе преподнесет смысл. Но если это так, я вспоминаю о том, что для нарративной практики действием в ответ является даже то, что ты лежишь по направлению к предпочитаемой истории. То есть ты все равно действующий субъект.
А если ты ждешь от мира, что он принесет тебе смысл, в этот момент ты не являешься действующим субъектом.
Как я понимаю Франкла, действующими субъектами являются оба в этот момент. Без тебя, без твоего выбора деятельности, твоих ценностей, умений, этого смысла не существует.
Олеся: Не вижу здесь противоречия. То, что мы называем конструированием, в экзистенциальной терапии называется встречей со смыслом. Это осмысление и проговаривание смысла вместе с терапевтом.
Действующий субъект действует всегда по отношению к чему-то, к миру.
Вопрос, как вы действуете по отношению к миру, я часто использую, когда расспрашиваю человека в целом про его мета-позицию. Это помогает обозначать действия по отношению к людям, к социальным организациям и структурам, к законам. Даже лежа на кровати, мы совершаем действия по отношению к миру.
Действующий субъект действует всегда по отношению к чему-то, к миру.
Вопрос, как вы действуете по отношению к миру, я часто использую, когда расспрашиваю человека в целом про его мета-позицию. Это помогает обозначать действия по отношению к людям, к социальным организациям и структурам, к законам. Даже лежа на кровати, мы совершаем действия по отношению к миру.
Трагическая триада логотерапии
Смерть, вина и страдание — опорные точки, с которыми много работает логотерапия
«Трагическая триада логотерапии» звучит жутко, но, когда начинаешь разбираться, все оказывается вполне оптимистично. В какие-то моменты мне стало легче оставаться в том, что есть, и не нагнетать еще большую нервозность тем, что я не могу выйти из момента страдания.
Смерть, вина и страдание — опорные точки, с которыми много работает логотерапия
«Трагическая триада логотерапии» звучит жутко, но, когда начинаешь разбираться, все оказывается вполне оптимистично. В какие-то моменты мне стало легче оставаться в том, что есть, и не нагнетать еще большую нервозность тем, что я не могу выйти из момента страдания.
Олеся: Интересно, что в экзистенциальном анализе даются полярности — вина и ответственность, смерть и жизнь. Как будто может быть и то, и другое.
Для меня предложение от экзистенциального анализа (по крайней мере, в духе Виктора Франкла) нарративным практикам звучит как позволить себе не брать на себя ответственность в том, чтобы быть исключительно действующим агентом.
Несколько лет назад Таня Зайцева, участница первой нарративной программы, писала: «У меня есть претензия к нарративной практике в том, что она все время как будто бы побуждает человека быть активным. А мне иногда вообще не этого хочется».
Я подумала, что, действительно, имманентно присущая позиция автора, актора может быть подходящей не для всех, Должны быть варианты.
В экзистенциальном анализе позволительно просто быть в этом страдании, если оно длится.
Для меня предложение от экзистенциального анализа (по крайней мере, в духе Виктора Франкла) нарративным практикам звучит как позволить себе не брать на себя ответственность в том, чтобы быть исключительно действующим агентом.
Несколько лет назад Таня Зайцева, участница первой нарративной программы, писала: «У меня есть претензия к нарративной практике в том, что она все время как будто бы побуждает человека быть активным. А мне иногда вообще не этого хочется».
Я подумала, что, действительно, имманентно присущая позиция автора, актора может быть подходящей не для всех, Должны быть варианты.
В экзистенциальном анализе позволительно просто быть в этом страдании, если оно длится.
Страдание
Есть два вида страдания:
Есть два вида страдания:
- Которого можно избежать,
- Которого избежать нельзя.
Если использовать спортивную метафору, то для меня нарративная практика больше похожа на те восточные единоборства, где ты не борешься напрямую, а постоянно исследуешь соперника и следуешь за ним. Я называю это «крутиться» и очень люблю это в единоборствах. Когда нет прямого столкновения, это более гибкий, веселый поединок. А экзистенциальный анализ — это, скорее, про «Бойцовский клуб». Я вспоминаю сцену из фильма, когда Тайлер выливает на руку рассказчику кислоту и призывает не сбегать, говоря, что лишь утратив все до конца, мы обретаем свободу, что сейчас и есть самый счастливый момент твоей жизни, потому что это все, что у нас есть. Для меня это про НЕизбегание самых темных переживаний.
Возможно, на такое мое восприятие повлияла личность Франкла. Он в целом довольно жестковатый в высказываниях. В экзистенциальном анализе много провокаций типа: «Давайте назовем вещи своими именами». Там много говорят про страдания, но не потому, что они важнее всего остального или из чрезвычайно много, а потому что они есть в жизни у каждого человека и это является одним из важных фокусов исследования.
Франкл выделяет три основных категории ценностей, исходя из которых мы можем выбирать, как поступать с ситуацией, в которой мы оказались:
1) Ценность творчества — то, что я выбираю делать для мира, мой вклад в этот мир.
Чаще всего это связанно с действием на благо кого-то другого.
Еще одно отличие экзистенциального анализа, что гедонистические ценности по умолчанию в нем ценятся невысоко. Поиск смысла больше направлен вовне и часто связан с обществом и миром в целом.
Возможно, на такое мое восприятие повлияла личность Франкла. Он в целом довольно жестковатый в высказываниях. В экзистенциальном анализе много провокаций типа: «Давайте назовем вещи своими именами». Там много говорят про страдания, но не потому, что они важнее всего остального или из чрезвычайно много, а потому что они есть в жизни у каждого человека и это является одним из важных фокусов исследования.
Франкл выделяет три основных категории ценностей, исходя из которых мы можем выбирать, как поступать с ситуацией, в которой мы оказались:
1) Ценность творчества — то, что я выбираю делать для мира, мой вклад в этот мир.
Чаще всего это связанно с действием на благо кого-то другого.
Еще одно отличие экзистенциального анализа, что гедонистические ценности по умолчанию в нем ценятся невысоко. Поиск смысла больше направлен вовне и часто связан с обществом и миром в целом.
Олеся: Я прочитала у Франкла, что человек всегда везде противостоит судьбе, и что только это противостояние дает ему возможность превратить свое страдание во внутреннее достижение. Когда ты сказала про «Борцовский клуб», я подумала про противостоящее действие как выражение авторства и добровольно принятой на себя ответственности. В экзистенциальном анализе подчеркивается важность ответственности за других людей, за свою жизнь, за то, чтобы превратить свои страдания в достижения.
2) Ценность благодарности;
Условно, имеются в виду эстетические ценности — какой хороший день, какой прекрасный мир, какой вкусный кофе — что-то, что мы любим в этом мире, или в себе, или в других людях. Это не значит, что ты должен каждый день благодарить жизнь, а просто сам факт наслаждения тем, что тебе дано. Мне кажется, именно этому я много внимания уделяю через нарративную практику.
3) Ценность отношения к ситуации.
Это как раз то, что в нарративной практике мы называем определением позиции. То, какую позицию ты занимаешь относительно того, что с тобой происходит, если ты не можешь это изменить. Когда происходит что-то, из чего мы, может, даже можем выйти, но не собираемся это делать по какой-то причине, то тогда мы говорим про позицию, про отношение к этой ситуации, про то, какую позицию мы занимаем, почему из нее не выходим, или какими ферментами мы будем переваривать страдание для того, чтобы превратить его в золото.
Условно, имеются в виду эстетические ценности — какой хороший день, какой прекрасный мир, какой вкусный кофе — что-то, что мы любим в этом мире, или в себе, или в других людях. Это не значит, что ты должен каждый день благодарить жизнь, а просто сам факт наслаждения тем, что тебе дано. Мне кажется, именно этому я много внимания уделяю через нарративную практику.
3) Ценность отношения к ситуации.
Это как раз то, что в нарративной практике мы называем определением позиции. То, какую позицию ты занимаешь относительно того, что с тобой происходит, если ты не можешь это изменить. Когда происходит что-то, из чего мы, может, даже можем выйти, но не собираемся это делать по какой-то причине, то тогда мы говорим про позицию, про отношение к этой ситуации, про то, какую позицию мы занимаем, почему из нее не выходим, или какими ферментами мы будем переваривать страдание для того, чтобы превратить его в золото.
Вера: Я встретила словосочетание «привычка к страданию» в русском переводе в книге «Скажи жизни ДА» и принять его не могу. Привычка возникает там, где истощается воля, а когда истощается воля, ты как будто уже не стремишься на свободу и к избавлению от страданий. Поэтому привычка в точном смысле может быть и не привычкой вовсе, а просто способом переждать. Если от страдания невозможно избавиться, как невозможно прямо завтра освободиться из концлагеря, то можно просто найти способы это пережить. Но в контексте русского языка привыкнуть можно ко всему.
Ни разу не слышала этого термина. Вообще отношение к страданию в экзистенциональном анализе отличается от того, к которому я привыкла до знакомства с этим подходом — в логотерапии страдание перестает быть чем-то, что определяет направление твоего движения.
Нам предлагали рассмотреть набор ноогенных неврозов, которые особенно свойственны нашему времени, и один из них — это привычка к удовольствию. Сегодня распространено мировоззрение, согласно которому удовольствие и наслаждение и есть смысл жизни. В каком-то смысле для меня в логотерапии привычка к страданию может значить, что страдание больше не заставляет тебя замереть, переждать, будто это не главная часть твоей жизни, будто оно пройдет и тогда-то начнется нормальная жизнь с удовольствием. В логотерапии страдание — это неизбежная часть жизни, в ходе которой ты тоже делаешь выборы, реализуешь свои ценности и полнокровно живешь свою жизнь. Ты не бросаешь все свои силы на то, чтобы спастись от этого страдания, если оно неизбежно, а принимаешь его как к часть жизни и находишь другие ориентиры и смыслы для того, чтобы утром просыпаться и делать важные для себя вещи даже из этого состояния.
Нам предлагали рассмотреть набор ноогенных неврозов, которые особенно свойственны нашему времени, и один из них — это привычка к удовольствию. Сегодня распространено мировоззрение, согласно которому удовольствие и наслаждение и есть смысл жизни. В каком-то смысле для меня в логотерапии привычка к страданию может значить, что страдание больше не заставляет тебя замереть, переждать, будто это не главная часть твоей жизни, будто оно пройдет и тогда-то начнется нормальная жизнь с удовольствием. В логотерапии страдание — это неизбежная часть жизни, в ходе которой ты тоже делаешь выборы, реализуешь свои ценности и полнокровно живешь свою жизнь. Ты не бросаешь все свои силы на то, чтобы спастись от этого страдания, если оно неизбежно, а принимаешь его как к часть жизни и находишь другие ориентиры и смыслы для того, чтобы утром просыпаться и делать важные для себя вещи даже из этого состояния.
Вина
Вопросы вины оказались важным винтиком в моей практике. В жизни я не думаю в таких категориях. Возможно, на меня в этом плане повлияла эмиграция, потому что это большой опыт невидимости. Ты можешь бесконечно говорить о том, что тебе подходит или не подходит, что ты больше хочешь или не хочешь, но это не помогает тебе вписаться в новую структуру, которая все 34 года твоей жизни о тебе даже не знала. Трудно осознать свое влияние на этот новый мир, кажется, будто ты за зеркалом Гезелла, лишь наблюдатель.
Вопросы вины оказались важным винтиком в моей практике. В жизни я не думаю в таких категориях. Возможно, на меня в этом плане повлияла эмиграция, потому что это большой опыт невидимости. Ты можешь бесконечно говорить о том, что тебе подходит или не подходит, что ты больше хочешь или не хочешь, но это не помогает тебе вписаться в новую структуру, которая все 34 года твоей жизни о тебе даже не знала. Трудно осознать свое влияние на этот новый мир, кажется, будто ты за зеркалом Гезелла, лишь наблюдатель.
В экзистенциальном анализе вина тесно связана с ответственностью, а ответственность связана со свободой выбора. В этом смысле вина рассматривается как что-то хорошее, потому что, если ты испытываешь чувство вины, это значит, что в какой-то момент у тебя был свободный выбор, а свободный выбор — это прекрасно, это то, что позволяет нам реализовать свое авторство, свой смысл. Принципиальная позиция Франкла в том, что он считает свободным только тот выбор, который действительно свободен от катастрофических последствий, никакая кара априори за него не грозит, нет никаких санкций и последствий.
Поэтому в контексте происходящих сейчас событий тема национальной вины вызывает у меня много вопросов. В режиме тоталитаризма многих свободных выборов люди лишены, хоть у них еще и остается возможность героического выбора. С точки зрения Франкла же мы не можем ожидать и тем более требовать героизма от кого-либо, кроме себя самого. Поэтому когда ко мне приходят клиенты с чувством вины за катастрофические события сегодняшнего дня (кстати, Франкл отрицал коллективную вину), я задаю очень экзистенциальный для меня вопрос:
Поэтому в контексте происходящих сейчас событий тема национальной вины вызывает у меня много вопросов. В режиме тоталитаризма многих свободных выборов люди лишены, хоть у них еще и остается возможность героического выбора. С точки зрения Франкла же мы не можем ожидать и тем более требовать героизма от кого-либо, кроме себя самого. Поэтому когда ко мне приходят клиенты с чувством вины за катастрофические события сегодняшнего дня (кстати, Франкл отрицал коллективную вину), я задаю очень экзистенциальный для меня вопрос:
Если вы чувствуете вину значит ли это для вас, что вы чувствуете личную ответственность за конкретный выбор, который сделали — и что это был за выбор?
Это приводит к совершенно разным виткам разговора, уводит из общей плоскости лозунгов и шаблонов и возвращает к авторству и тому, что сейчас можно сделать по-другому.
На обучении нам регулярно давали упражнения из серии назвать три вещи, которые вы сегодня сделали для других, три вещи, которые они сделали для вас, и три вещи, в которых вы виноваты, то есть ваши выборы, которые повлияли на других людей. Это было сложно, потому что мы с группой общались только два дня. Я очень сильно поменяла взгляд на вину и стала задавать вопросы о вине не с целью от нее избавиться, а с целью лучше понять свои выборы и ценности. В начале я говорила про эмиграционную изоляцию, потому что такой взгляд на вину стал для меня своеобразной формой восстановление участия, но только в масштабе целого мира. Для меня это выражается в словах: «Я существую». Я очень хорошо чувствую, что я есть, что я часть этого мира, и что на других мое присутствие повлияло, даже если они меня не знают. Чувство одиночества отступило.
На обучении нам регулярно давали упражнения из серии назвать три вещи, которые вы сегодня сделали для других, три вещи, которые они сделали для вас, и три вещи, в которых вы виноваты, то есть ваши выборы, которые повлияли на других людей. Это было сложно, потому что мы с группой общались только два дня. Я очень сильно поменяла взгляд на вину и стала задавать вопросы о вине не с целью от нее избавиться, а с целью лучше понять свои выборы и ценности. В начале я говорила про эмиграционную изоляцию, потому что такой взгляд на вину стал для меня своеобразной формой восстановление участия, но только в масштабе целого мира. Для меня это выражается в словах: «Я существую». Я очень хорошо чувствую, что я есть, что я часть этого мира, и что на других мое присутствие повлияло, даже если они меня не знают. Чувство одиночества отступило.
Елена: На самом деле у большинства людей, которых я видела, как раз получается проваливание в жертву, саморазрушение различной степени...
Надо понимать, что это было упражнение, условность. Мы его делали не для того, чтобы в себе культивировать чувство вины, а чтобы натренировать взгляд на то, как мы влияем или можем влиять на окружающих. Дальше это может выражаться в вопросах. Это учебная модель.
У меня это упражнение даже не вызвало никаких сомнений в том числе, потому что это происходило в Испании. Здесь в принципе уровень толерантности очень высокий, который трудно представить из российской культуры, меня до сих пор это удивляет. Здесь совершенно точно нет никаких попыток обвинять или культивировать неприятные чувства из-за того, что ты что-то не так сделал.
У меня это упражнение даже не вызвало никаких сомнений в том числе, потому что это происходило в Испании. Здесь в принципе уровень толерантности очень высокий, который трудно представить из российской культуры, меня до сих пор это удивляет. Здесь совершенно точно нет никаких попыток обвинять или культивировать неприятные чувства из-за того, что ты что-то не так сделал.
Олеся: Интересен взгляд на вину как на момент свободного выбора человека и его влиятельность на других людей. Важно, что мы говорим о своем ощущении, и это просто один из способов реализовывать свободу. То есть мы свободны в том, чтобы делать что-то для себя и для других. Наша свобода в том, что мы делаем некий выбор, который с нашей точки зрения может как-то влиять на других, иногда даже не очень позитивно. Но здесь речь идет не о предпочитаемом и не предпочитаемом, к чему мы привыкли в нарративной практике. У экзистенциальных терапевтов гораздо больше внимания обращено именно к ответственности. Франкл пишет, что свобода, если ее реализация не сопряжена с ответственностью, угрожает выродиться в простой произвол, и что точкой внимания по отношению к действиям человека должна быть его ответственность.
Соглашусь с Олесей, свобода плюс ответственность — это формула логотерапии. Предполагается, что в такой комбинации свобода становится чем-то осмысленным.
Настя: Такой интересный взгляд на вину! А как определяют в логотерапии разницу между виной и ответственностью?
Повторю, что вина — это чувство, которое ты переживаешь, а ответственность — это возможность совершить свободный выбор. Поскольку я эмигрантка, много работаю с эмигрантами. Ко мне часто приходят с чувством вины за то, что оставили старых родственников. Сейчас многие мои друзья оставили родителей в России и не могут их взять с собой — у одних просто нет денег, у других родители очень старые и не могут переехать. Мои бабушка с дедушкой тоже остались одни. В случаях, когда это свободный выбор, ты можешь остаться в России и будешь строить другую жизнь, или ты уедешь за рубеж, но оставишь своих близких доживать свою жизнь в одиночестве. Ты несешь за свой свободный выбор ответственность в том смысле, что у него будут некоторые последствия и ты можешь испытывать вину за них. Но это не «токсичная» вина, которая разрушает тебя изнутри, ты не можешь есть и спать. Тут уже вступают ценности отношений — как ты отнесешься к этой вине и что по этому поводу будешь делать. Скорее, это именно про то, что нужно смотреть с открытыми глазами на следствия нашего выбора. В экзистенциальном анализе это и есть долг в каком-то смысле, который ты все равно чувствуешь перед своими старыми родителями, которых любишь.
Наталья: Вина, как это побочный эффект авторства жизни)))
Вера: Еще на 2 курсе я очень интересовалась проблемой ответственности. Первая курсовая была про связь ответственности с акцентуациями характера. Я пыталась найти какие-то личностные характеристики, которые могут влиять на то, почему у одних ответственность выражена сильнее, у других слабее, и какие особенности могут быть у ответственности. Конечно, там было много Франкла. Ответственность и долг у Франкла — это прежде всего личные характеристики. Ответственность — это то, что мы присвоили. В этом смысле окружающие не рассматриваются вообще. То есть важен только твой личный выбор без связи с выборами окружающих.
Смерть
В текстовой версии добавлю пару слов про смерть. Смерть в логотерапии рассматривается, как событие, которое делает смысл возможным, потому что только в условиях ограниченности выбор обретает ценность. В бесконечном мире не было бы необходимости выбирать.
В то же время именно смерть дает нам ответ на то, кто мы: до смерти мы постоянно находимся в текучем состоянии изменения, у нас всегда есть возможность стать кем-то другим. В то же время окружающие нас люди могут видеть нас как некоторую статичную целостность, завершенную личность. И именно так я понимаю выражение Сартра: «Смерть – это другие». Это мешает нам двигаться в другом направлении, поэтому в нашей учебе был особый акцент на логотерапии в педагогике. Франкл считает, что важно видеть в человеке не того, кем он является сейчас, а того, кем он может стать в будущем, это и открывает пространство для изменений.
У меня есть сомнения в идее смерти, как события, придающего смысл жизни, но об этом я здесь говорить не буду. В логотерапии же смерть часто рассматривается именно так.
В текстовой версии добавлю пару слов про смерть. Смерть в логотерапии рассматривается, как событие, которое делает смысл возможным, потому что только в условиях ограниченности выбор обретает ценность. В бесконечном мире не было бы необходимости выбирать.
В то же время именно смерть дает нам ответ на то, кто мы: до смерти мы постоянно находимся в текучем состоянии изменения, у нас всегда есть возможность стать кем-то другим. В то же время окружающие нас люди могут видеть нас как некоторую статичную целостность, завершенную личность. И именно так я понимаю выражение Сартра: «Смерть – это другие». Это мешает нам двигаться в другом направлении, поэтому в нашей учебе был особый акцент на логотерапии в педагогике. Франкл считает, что важно видеть в человеке не того, кем он является сейчас, а того, кем он может стать в будущем, это и открывает пространство для изменений.
У меня есть сомнения в идее смерти, как события, придающего смысл жизни, но об этом я здесь говорить не буду. В логотерапии же смерть часто рассматривается именно так.
Принцип трансценденции
Выход за рамки себя, взгляда на мир шире, чем через призму собственной выгоды.
Наверное, я пока не уловила мудрость этого принципа. Когда впервые его услышала, подумала — точно, служить миру! Раньше меня эта формулировка не удовлетворяла, но, когда она связалась со смыслами и идеями великого человека, я подумала, что это очень хорошая идея. Но мои реальные попытки интегрировать это в свою жизнь скатывались к морализаторству и псевдо-жертвенности. Когда делаю что-то для кого-то, иногда на самом деле не хочу это делать, внутренне жалуюсь или даже обвиняю человека в том, что мне приходится это делать. С одной стороны, идея трансценденции и смысла, как служения обществу, меня очень наполняет эмоционально, но при этом уловить не могу, как это реализовать в жизни. Возможно, это такой период.
*дополнение: сейчас я в больше степени вижу это как будто человечество разделено на много разных команд, я выбираю свою команду и играю за нее всегда, даже если сиюминутно мне это не очень приятно.
Выход за рамки себя, взгляда на мир шире, чем через призму собственной выгоды.
Наверное, я пока не уловила мудрость этого принципа. Когда впервые его услышала, подумала — точно, служить миру! Раньше меня эта формулировка не удовлетворяла, но, когда она связалась со смыслами и идеями великого человека, я подумала, что это очень хорошая идея. Но мои реальные попытки интегрировать это в свою жизнь скатывались к морализаторству и псевдо-жертвенности. Когда делаю что-то для кого-то, иногда на самом деле не хочу это делать, внутренне жалуюсь или даже обвиняю человека в том, что мне приходится это делать. С одной стороны, идея трансценденции и смысла, как служения обществу, меня очень наполняет эмоционально, но при этом уловить не могу, как это реализовать в жизни. Возможно, это такой период.
*дополнение: сейчас я в больше степени вижу это как будто человечество разделено на много разных команд, я выбираю свою команду и играю за нее всегда, даже если сиюминутно мне это не очень приятно.
Олеся: Вспомнила взгляд на действие, который предлагает не школа Франкла, а последователи Лэнгле в ролике, который сняли студенты одной из школ по экзистенциальному анализу. Они показали 4 глагола действия и пятый объединяющий, которые могут быть во внимании у экзистенциального терапевта:
1. «Я могу»;
2. «Мне нравится»;
Мне это откликнулось, потому что мы, нарративные практики, часто расспрашиваем про это;
3. «Я должна»;
Во время нарративных бесед мне чаще приходится разбирать негативные аспекты долженствования, вынуждения, то есть недобровольно взятых на себя обязательств. А тут предлагается посмотреть на это с точки зрения добровольно взятых на себя обязательств. С одной стороны, принципиальная позиция в нарративной практике по поводу этого есть, недаром мы про commitment говорим, что мы добровольно выбрали воплощать в ходе своей жизни. Но вопросов про это очень мало, а здесь это выступает как одна из опор. Я задумалась о том, какие вопросы могут появиться в моей практике в связи с признанием того, что у нас действительно есть такие моменты.
Интересно, что через пару часов после просмотра ролика ко мне пришла на консультацию женщина и сказала, что добровольно взятые на себя обязательства отличаются от недобровольно взятых. Я подумала, что надо же, мир мне отвечает! Этот момент обрел авторство и начал мне что-то рассказывать.
4. «Имею право».
С одной стороны, в нарративной практике очень много внимания обращают на права. У нас на сайте даже есть список разнообразных прав и биллей, я им активно пользуюсь. Но специальных вопросов про права в моей голове нет, хотя эта тема периодически возникает, мы ее обсуждаем.
5. «Я хочу!»
В момент, когда все 4 глагола (я могу, мне нравится, я должна, имею право) объединяются, жизнь приобретает качество, которое позволяет сказать: «Я хочу!»
Это было так чудесно студентами показано, что у меня появилась мысль снять что-то подобное про нарративную практику и рассказать про нее на уровне для детей. С другой стороны, появились какие-то идеи вопросов на основе этих глаголов.
1. «Я могу»;
2. «Мне нравится»;
Мне это откликнулось, потому что мы, нарративные практики, часто расспрашиваем про это;
3. «Я должна»;
Во время нарративных бесед мне чаще приходится разбирать негативные аспекты долженствования, вынуждения, то есть недобровольно взятых на себя обязательств. А тут предлагается посмотреть на это с точки зрения добровольно взятых на себя обязательств. С одной стороны, принципиальная позиция в нарративной практике по поводу этого есть, недаром мы про commitment говорим, что мы добровольно выбрали воплощать в ходе своей жизни. Но вопросов про это очень мало, а здесь это выступает как одна из опор. Я задумалась о том, какие вопросы могут появиться в моей практике в связи с признанием того, что у нас действительно есть такие моменты.
Интересно, что через пару часов после просмотра ролика ко мне пришла на консультацию женщина и сказала, что добровольно взятые на себя обязательства отличаются от недобровольно взятых. Я подумала, что надо же, мир мне отвечает! Этот момент обрел авторство и начал мне что-то рассказывать.
4. «Имею право».
С одной стороны, в нарративной практике очень много внимания обращают на права. У нас на сайте даже есть список разнообразных прав и биллей, я им активно пользуюсь. Но специальных вопросов про права в моей голове нет, хотя эта тема периодически возникает, мы ее обсуждаем.
5. «Я хочу!»
В момент, когда все 4 глагола (я могу, мне нравится, я должна, имею право) объединяются, жизнь приобретает качество, которое позволяет сказать: «Я хочу!»
Это было так чудесно студентами показано, что у меня появилась мысль снять что-то подобное про нарративную практику и рассказать про нее на уровне для детей. С другой стороны, появились какие-то идеи вопросов на основе этих глаголов.
Наталья: Сейчас в магистратуре изучаю акмеологию, которую убрали из списка наук) Она вся как учение о высшей точке реализации человека построена на служении обществу. Это долженствование действительно немного не вписывается и в мои представления). Служить — это, кажется, необязательно что-то из «должна», но что-то из серии «могу, когда для меня это тоже подходит». Иногда служение больше похоже просто на «выбираю не делать» или «выбираю реагировать определенным образом». В служении есть и отсутствие делания. Опять же общество — это необязательно толпа. Это могут быть обычные люди рядом. Делание чего-то хорошего для более гармоничного и нестрадающего себя — это тоже часть служения.
А у Франкла не замечала термина служение, но отметила два других важных термина, которые для меня связаны со служением.
Трансценденции
Трансцендентный смысл служения в преодолении себя и преследовании личных выгод. Это как средство выжить в ситуациях, когда ты не можешь преследовать никакие выгоды, например, в концентрационном лагере, где в принципе практически никаких материальных ценностей нет. Идея Франкла в том, что в любой ситуации можно найти трансцендентный смысл, который гораздо больше, чем ты. И он поможет пережить ситуации, очень трудные для переживания.
Трансцендентный смысл служения в преодолении себя и преследовании личных выгод. Это как средство выжить в ситуациях, когда ты не можешь преследовать никакие выгоды, например, в концентрационном лагере, где в принципе практически никаких материальных ценностей нет. Идея Франкла в том, что в любой ситуации можно найти трансцендентный смысл, который гораздо больше, чем ты. И он поможет пережить ситуации, очень трудные для переживания.
Сейчас люди очень часто спорят, в чем смысл жизни с точки зрения науки. Согласно Франклу, смысл жизни — это вообще предмет не психотерапии, а науки, философии. Они этим занимаются, а мы занимаемся поиском смысла В жизни, в конкретной жизненной ситуации. Мы просто верим, что можем его найти, и что он поможет нам справляться с какими-то ситуациями. Это, в первую очередь, вопрос веры.
Мне кажется, у меня очень примитивное понимание деланья чего-то хорошего для других людей. Но я почувствовала, что мне стало легче говорить, что я что-то не могу, с чем-то не справляюсь или в чем-то ошибаюсь, потому что у меня появилось такое видение мира, что есть очень много разных людей, у каждого есть свое место, и у меня есть мое. Я почувствовала себя частью большого паззла, где мне важно найти именно мое место, что мои возможности и способности служат не только мне для, чтобы я заработала деньги и хорошо жила, а являются частью всегда этого мира, и мне важно найти, в каком месте я могу (и хочу) их реализовать, и всему миру нужно, чтобы я их реализовала.
Мне кажется, у меня очень примитивное понимание деланья чего-то хорошего для других людей. Но я почувствовала, что мне стало легче говорить, что я что-то не могу, с чем-то не справляюсь или в чем-то ошибаюсь, потому что у меня появилось такое видение мира, что есть очень много разных людей, у каждого есть свое место, и у меня есть мое. Я почувствовала себя частью большого паззла, где мне важно найти именно мое место, что мои возможности и способности служат не только мне для, чтобы я заработала деньги и хорошо жила, а являются частью всегда этого мира, и мне важно найти, в каком месте я могу (и хочу) их реализовать, и всему миру нужно, чтобы я их реализовала.
Ноэтическое измерение
Франкл спорил с гуманистами, например, с Маслоу, которые говорили про самоактуализацию как высшую цель человека. Самоактуализация — это процесс раскрытия своего потенциала, в котором фокус внимания на выявление и развитие своих способностей. В пирамиде ценностей Маслоу самоактуализация стоит на самой вершине над базовыми потребностями и потребностями второй очереди, без которых ее реализовать невозможно. А Франкл говорил, что ноэтическое измерение (измерение смыслов, духовное измерение) идет параллельно со всей пирамидой и им пронизан каждый этап. С его точки зрения способность и потребность находить смыслы есть в нас всегда, в любом состоянии.
Фрейд, Адлер, Юнг говорили про бессознательное, как про некоторые импульсы (либо животные, либо коллективные), которые управляют нашим поведением. А Франкл считал, что как раз ноэтическое измерение и есть бессознательное, а поиск смыслов — это процесс осознавания бессознательных смыслов. То есть у нас всегда есть некие бессознательные смыслы, которые нас куда-то ведут, и работа психотерапии, в том числе, построена на том, чтобы осознать эти смыслы.
Франкл спорил с гуманистами, например, с Маслоу, которые говорили про самоактуализацию как высшую цель человека. Самоактуализация — это процесс раскрытия своего потенциала, в котором фокус внимания на выявление и развитие своих способностей. В пирамиде ценностей Маслоу самоактуализация стоит на самой вершине над базовыми потребностями и потребностями второй очереди, без которых ее реализовать невозможно. А Франкл говорил, что ноэтическое измерение (измерение смыслов, духовное измерение) идет параллельно со всей пирамидой и им пронизан каждый этап. С его точки зрения способность и потребность находить смыслы есть в нас всегда, в любом состоянии.
Фрейд, Адлер, Юнг говорили про бессознательное, как про некоторые импульсы (либо животные, либо коллективные), которые управляют нашим поведением. А Франкл считал, что как раз ноэтическое измерение и есть бессознательное, а поиск смыслов — это процесс осознавания бессознательных смыслов. То есть у нас всегда есть некие бессознательные смыслы, которые нас куда-то ведут, и работа психотерапии, в том числе, построена на том, чтобы осознать эти смыслы.
Олеся: А чем это отличается от того, как в самом начале обучения мы работаем по карте идентичности, обсуждаем любое, даже самое простое событие в жизни, и через вопросы и внимание к этому обнаруживаем тот самый смысл, который иногда вызывает удивление. Интересно, как это делается в экзистенциальной терапии чисто технически, и чем отличается от того, как умеют это делать нарративные практики.
Инструменты логотерапии
Сократический диалог
Логотерапия Франкла — это уже не модернистский метод, потому что, с одной стороны, есть какие-то предположения (в нарративной практике они тоже есть), но при этом весь психотерапевтический процесс строится на задавании вопросов человеку и поиску вместе с ним осмысленного поля деятельности. Мне показалось любопытным, что в принципе сократический диалог — это баттл, поединок. Цель при задавании вопросов не только навести на какую-то мысль. К сожалению, сейчас в переезде не нашла список вопросов, которые там предлагали. Там прямо нарративные вопросы, и меня это поразило. Идея в том, что только сам человек может найти свой смысл, мы ничем в этом ему помочь не можем, кроме задавания вопросов.
Сократический диалог
Логотерапия Франкла — это уже не модернистский метод, потому что, с одной стороны, есть какие-то предположения (в нарративной практике они тоже есть), но при этом весь психотерапевтический процесс строится на задавании вопросов человеку и поиску вместе с ним осмысленного поля деятельности. Мне показалось любопытным, что в принципе сократический диалог — это баттл, поединок. Цель при задавании вопросов не только навести на какую-то мысль. К сожалению, сейчас в переезде не нашла список вопросов, которые там предлагали. Там прямо нарративные вопросы, и меня это поразило. Идея в том, что только сам человек может найти свой смысл, мы ничем в этом ему помочь не можем, кроме задавания вопросов.
Причем используются провокативные вопросы, чтобы выдернуть человека из обыденности, чтобы он обратил внимание на логику того, как он выстраивает свой нарратив, свою историю, может быть, столкнулся с какими-то противоречиями в ней, и нашел в этой щели дополнительные для себя идеи и смыслы. Или можно задавать вопросы к тому, к чему сам человек вопросов не задавал, чтобы выбить его из рутинного привычного повествования.
В нарративной практике, наоборот, приветствуются интригующие, увлекающие вопросы. Это, скорее, процесс ведения, нежели противодействия. Но эти вопросы зачастую приводят к тем же последствиям — к извлечению смыслов из той самой щели, куда ранее не заглядывали. Часто эти вопросы звучат очень похоже.
Вообще классическая цепочка вопросов логотерапии «зачем — зачем — зачем» обычно уже на третьем доводит до ценностей, на пятом до смыслов. При этом очень много внимания уделяется состоянию человека. То есть вопросы задаются не только для того, чтобы создать какой-то опыт, соткать историю, как мы делаем в нарративной практике, а для того, чтобы человека поместить в определенное состояние, в котором он соединится с ноэтическим, духовным, с чем-то, что трудно облечь в слова.
Кстати, на обучении мы очень много спорили про конфронтацию. Я говорила, что конфронтация — это вообще не для меня, это понятие из прошлого века и оно меня тревожит. Они приводили какие-то исследования про то, что конфронтация — один из факторов успешной терапии. Но я думаю, что мы просто говорили про разное. Конфронтацией можно назвать разное, но так или иначе конфронтация это один из важных инструментов логотерапии.
Есть известная история про Франкла. Когда к нему приходил человек с суицидальными мыслями, говорил, что хочет закончить свою жизнь, Франкл спрашивал: «а почему до сих пор не закончил?» Он в принципе никогда никого не отговаривал. Говорят, что кто-то даже реализовал свое намерение после такого разговора, но Франкл считал это правом любого человека.
Мне кажется, что нужен дерзкий дух и определенная харизма для того, чтобы это шло на благо человека. Но я снова имею в виду испанских практиков. Я чувствовала, что какая бы история ни была рассказана в студенческом пространстве обучения, какой бы чудовищной и личной она ни была, она всегда воспринималась как то, что здесь должно происходить. Тебя могли прямо расспросить про подробности без страха перед аффектом или страданием. Слово «бережность» там не очень подходит, но из-за того, что любая твоя история встречалась как уместная и могла быть открыто названа, я переживала это пространство как пропитанное уважением к человеческому достоинству и оттого целительное. Такое отношение сильно влияет на тон задавания вопросов, в них нет трепета перед человеком, не подразумевается его хрупкости, но в них нет и суждений, наставлений. Для меня как для клиентки это очень подходящий тон.
Тем не менее, если я на сессии планирую задать какой-нибудь провокативный вопрос, я обычно начинаю с дисклеймера, чтобы человек не обиделся.
В нарративной практике, наоборот, приветствуются интригующие, увлекающие вопросы. Это, скорее, процесс ведения, нежели противодействия. Но эти вопросы зачастую приводят к тем же последствиям — к извлечению смыслов из той самой щели, куда ранее не заглядывали. Часто эти вопросы звучат очень похоже.
Вообще классическая цепочка вопросов логотерапии «зачем — зачем — зачем» обычно уже на третьем доводит до ценностей, на пятом до смыслов. При этом очень много внимания уделяется состоянию человека. То есть вопросы задаются не только для того, чтобы создать какой-то опыт, соткать историю, как мы делаем в нарративной практике, а для того, чтобы человека поместить в определенное состояние, в котором он соединится с ноэтическим, духовным, с чем-то, что трудно облечь в слова.
Кстати, на обучении мы очень много спорили про конфронтацию. Я говорила, что конфронтация — это вообще не для меня, это понятие из прошлого века и оно меня тревожит. Они приводили какие-то исследования про то, что конфронтация — один из факторов успешной терапии. Но я думаю, что мы просто говорили про разное. Конфронтацией можно назвать разное, но так или иначе конфронтация это один из важных инструментов логотерапии.
Есть известная история про Франкла. Когда к нему приходил человек с суицидальными мыслями, говорил, что хочет закончить свою жизнь, Франкл спрашивал: «а почему до сих пор не закончил?» Он в принципе никогда никого не отговаривал. Говорят, что кто-то даже реализовал свое намерение после такого разговора, но Франкл считал это правом любого человека.
Мне кажется, что нужен дерзкий дух и определенная харизма для того, чтобы это шло на благо человека. Но я снова имею в виду испанских практиков. Я чувствовала, что какая бы история ни была рассказана в студенческом пространстве обучения, какой бы чудовищной и личной она ни была, она всегда воспринималась как то, что здесь должно происходить. Тебя могли прямо расспросить про подробности без страха перед аффектом или страданием. Слово «бережность» там не очень подходит, но из-за того, что любая твоя история встречалась как уместная и могла быть открыто названа, я переживала это пространство как пропитанное уважением к человеческому достоинству и оттого целительное. Такое отношение сильно влияет на тон задавания вопросов, в них нет трепета перед человеком, не подразумевается его хрупкости, но в них нет и суждений, наставлений. Для меня как для клиентки это очень подходящий тон.
Тем не менее, если я на сессии планирую задать какой-нибудь провокативный вопрос, я обычно начинаю с дисклеймера, чтобы человек не обиделся.
Парадоксальная интенция
Метод, активно использующий юмор, когда ты предлагаешь человеку вообразить ситуацию, в которой он делает ровно то, чего пытается избежать.
Heidi Schönfeld, одна из ведущих логотерапевток, говорила, что применяет парадоксальную интенцию, только если у человека очень хорошее чувство юмора и уже есть надежный альянс. По сути, это одно из направлений работы с метафорой и я часто использую его в нарративной практике.
Например, у человека есть обсессивная потребность считать точки на стене. Он пытается убежать от этой потребности, но все равно к ней возвращается, и чем больше убегает, тем быстрее возвращается. Можно применить парадоксальную интенцию и спросить его, какой профессией может быть эта замечательная способность считать все точки на стене? Или предложить подумать, как подсчету точек на стене уделить в жизни более важную роль, может быть, заработать на этом денег. В этом метафорическом пространстве выполняется противоположное действие, замещающее избегание.
Метод, активно использующий юмор, когда ты предлагаешь человеку вообразить ситуацию, в которой он делает ровно то, чего пытается избежать.
Heidi Schönfeld, одна из ведущих логотерапевток, говорила, что применяет парадоксальную интенцию, только если у человека очень хорошее чувство юмора и уже есть надежный альянс. По сути, это одно из направлений работы с метафорой и я часто использую его в нарративной практике.
Например, у человека есть обсессивная потребность считать точки на стене. Он пытается убежать от этой потребности, но все равно к ней возвращается, и чем больше убегает, тем быстрее возвращается. Можно применить парадоксальную интенцию и спросить его, какой профессией может быть эта замечательная способность считать все точки на стене? Или предложить подумать, как подсчету точек на стене уделить в жизни более важную роль, может быть, заработать на этом денег. В этом метафорическом пространстве выполняется противоположное действие, замещающее избегание.
Елена: Провокативные техники имеют противопоказания? Например, жертвы насилия.
По словам Хайди, у людей с плохим чувством юмора этот метод может вызвать негодование. Мне кажется, что в состоянии острого стресса способность к иронии вообще сильно страдает. В целом, если очень хороший контакт, у человека хорошее воображение и чувство юмора, то парадоксальную интенцию применять вполне безопасно.
Олеся: Когда у людей есть чувство юмора, зачастую именно они начинают озвучивать, в том числе, парадоксальные приёмы даже в процессе обсуждение возможных вариантов, как с этим можно обойтись по-другому. В экстернализующих беседах, если у человека хорошее чувство юмора, решения могут звучать абсурдно, словно ты читаешь сказку братьев Гримм.
Сразу оговорюсь, что считается, что прямое применение экзистенциального анализа — это ситуации экзистенциальной пустоты, потеря смыслов. Все остальные ситуации (насилие, зависимости, особенности пищевого поведения) — это не прямое применение. Можно применять какие-то элементы экзистенциального анализа, особенно если у человека это сильно связано со смыслом, но эти техники изначально не предназначены для этого. И дополнительно оговорюсь, что, во-первых, Франкл работал в другое время, во-вторых, у него была позиция врача. В то время врач был практически бог — если он что-то говорит, значит, так оно и есть, и убежденность в его правоте он часто использовал как инструмент.
Например, наш человек с навязчивой идеей считать точки на стене боится, что сходит с ума. Страх сойти с ума нагнетает тревогу, тревога провоцирует еще большую потребность успокоиться и считать точки на стене. Рассказывают, что Франкл заходил в палату к таким пациентам и говорил: «Я понимаю, что вы этого боитесь, но могу сказать, что практически любой человек может сойти с ума, кроме людей, у которых есть какие-то обсессивные идеи. Эти люди сойти с ума не могут, это невозможно». Такое убедительное высказывание очень сильно понижало уровень тревоги и облегчало в целом ситуацию, дальше работать было гораздо легче.
Понятно, что мы уже не можем повторять те же техники в той же форме. Думаю, что провокативные техники — это вообще во многом история 20 века. Мне было тяжеловато читать первые учебники Франкла по логотерапии, потому что там есть странные замечания про животных, женщин, вообще очень дискриминационная в целом терминология. Возможно, это мое впечатление. Но это непривычно нам, мы сейчас трясемся над каждой группой живых существ и социумов, чтобы сохранить из права. Через призму этой оптики читать Франкла (особенно в начале) мне было тяжело.
Например, наш человек с навязчивой идеей считать точки на стене боится, что сходит с ума. Страх сойти с ума нагнетает тревогу, тревога провоцирует еще большую потребность успокоиться и считать точки на стене. Рассказывают, что Франкл заходил в палату к таким пациентам и говорил: «Я понимаю, что вы этого боитесь, но могу сказать, что практически любой человек может сойти с ума, кроме людей, у которых есть какие-то обсессивные идеи. Эти люди сойти с ума не могут, это невозможно». Такое убедительное высказывание очень сильно понижало уровень тревоги и облегчало в целом ситуацию, дальше работать было гораздо легче.
Понятно, что мы уже не можем повторять те же техники в той же форме. Думаю, что провокативные техники — это вообще во многом история 20 века. Мне было тяжеловато читать первые учебники Франкла по логотерапии, потому что там есть странные замечания про животных, женщин, вообще очень дискриминационная в целом терминология. Возможно, это мое впечатление. Но это непривычно нам, мы сейчас трясемся над каждой группой живых существ и социумов, чтобы сохранить из права. Через призму этой оптики читать Франкла (особенно в начале) мне было тяжело.
Автобиография
В экзистенциальном анализе применяется автобиографический метод, схожий с построением личной истории в нарративной практике. Но личная история выстраивается немножко по другим принципам. В логотерапии большое внимание уделяется тому, кто повлиял на тебя, на кого повлиял ты, то есть на связи с другими людьми, и предлагается все время смотреть в будущее именно в разрезе всей жизни. Как я говорила, смерть здесь рассматривается как окончание истории, и именно смерть делает нашу жизнь историей, а не просто бесконечным течением времени. Франкл из этого делает тот любопытный вывод, который я упоминала и взяла себе в практику, и в жизнь.
Экзистенциалисты считают, что если мы смотрим на человек сегодня, как на некоторый законченный образ, то фактически убиваем возможность его развития. Франкл говорил много про педагогику, что очень важно видеть не то, какой человек сейчас, а кем он может стать, что это помогает ему двигаться в выбранном направлении. Мне кажется, что пресловутая жестковатость Франкла как раз в том, что он не видит человека как хрупкий цветок, который сейчас рассыпется от неловкого слова. Для меня это, опять же, про уважение к возможностям противостояния и роста, движения куда-то.
В экзистенциальном анализе применяется автобиографический метод, схожий с построением личной истории в нарративной практике. Но личная история выстраивается немножко по другим принципам. В логотерапии большое внимание уделяется тому, кто повлиял на тебя, на кого повлиял ты, то есть на связи с другими людьми, и предлагается все время смотреть в будущее именно в разрезе всей жизни. Как я говорила, смерть здесь рассматривается как окончание истории, и именно смерть делает нашу жизнь историей, а не просто бесконечным течением времени. Франкл из этого делает тот любопытный вывод, который я упоминала и взяла себе в практику, и в жизнь.
Экзистенциалисты считают, что если мы смотрим на человек сегодня, как на некоторый законченный образ, то фактически убиваем возможность его развития. Франкл говорил много про педагогику, что очень важно видеть не то, какой человек сейчас, а кем он может стать, что это помогает ему двигаться в выбранном направлении. Мне кажется, что пресловутая жестковатость Франкла как раз в том, что он не видит человека как хрупкий цветок, который сейчас рассыпется от неловкого слова. Для меня это, опять же, про уважение к возможностям противостояния и роста, движения куда-то.
В автобиографическом методе много внимания уделяется тому, в какую именно точку ты придешь, считается важным, чтобы у человека был жизненный проект. К сожалению, сейчас в условиях перемен, когда все меняется 15 раз за неделю, не очень понятно, как это может выглядеть. Но так или иначе это большая часть логотерапии — представление о том, куда ты движешься, и общение с другими людьми, как с векторами, а не с законченными объектами.
Олеся: Это про продолжающуюся историю. Вместе с тем, это очень релевантно всем идеям середины прошлого века, в том числе, того же Маслоу, с которым Франкл спорил про возможность проявления себя, достижения высших ценностей и вообще видения человека в ключе его потенциала и возможностей.
Часто работаю с людьми, у которых есть ощущение неважности, неценности себя и желание быть важными и ценными. Меня очень поддержала одна фраза Франкла, которую сейчас периодически цитирую, говорю, что если не верите, можете сами почитать. Франкл говорит о том, что если бы все люди были идеальны, то каждого человека можно было бы заменить любым другим человеком. Когда я слышу про стремление к идеальности, обычно это цитирую и говорю, что неужели тобой движет стремление к взаимозаменяемости? Ведь часто это как раз про потребность в признании уникальности, единственности. Это та самая парадоксальная интенция, которая может перевернуть привычное движение.
Часто работаю с людьми, у которых есть ощущение неважности, неценности себя и желание быть важными и ценными. Меня очень поддержала одна фраза Франкла, которую сейчас периодически цитирую, говорю, что если не верите, можете сами почитать. Франкл говорит о том, что если бы все люди были идеальны, то каждого человека можно было бы заменить любым другим человеком. Когда я слышу про стремление к идеальности, обычно это цитирую и говорю, что неужели тобой движет стремление к взаимозаменяемости? Ведь часто это как раз про потребность в признании уникальности, единственности. Это та самая парадоксальная интенция, которая может перевернуть привычное движение.
Елена: Правильно ли я понимаю, что в состоянии ПТСР и КПТСР экзистенциальный анализ не применяется?
Олеся: Мне кажется, люди с посттравматическим или комплексным посттравматическим расстройством довольно часто и внятно рассказывают историю страдания. Было бы странно, если бы им не подходил экзистенциальный анализ. Они, скорее, скажут, а не слишком ли вы позитивны, дорогая нарративная практикесса, давайте все-таки продолжим говорить про то, что мне не очень. Насчет применения не знаю, но уверена, что еще до того, когда появились эти буковки в МКБ и прочих каталогах, эти люди приходили к экзистенциальным терапевтам говорить про смыслы, про будущее, про свободу даже в самых несвободных обстоятельствах.
Думаю, что это очень сильно зависит о человека, а не от диагноза. Мне кажется, есть люди, для которых важен этот взгляд на мир. Для меня вопрос про ПТСР - это вопрос нейробиологический. В ПТСР бывают разные стадии, состояния и ситуации. Считаю, что если это острая шоковая фаза (по себе знаю), не всегда мозг способен мыслить такими категориями. Лобные доли занимаются чем-то другим, они не подключены. Но мне кажется, что как нарративная практика — это во многом философия и позиция, так и экзистенциальный анализ — это во многом философия и позиция. Можно даже не использовать никакие техники, но эта позиция в тебе все равно есть — в том, как ты расспрашиваешь и разговариваешь, это очень чувствуется. Думаю, при ПТСР это как раз очень может поддерживать.
В заключение
Для меня экзистенциальный анализ — это очень личная вещь про то, что я за человек. Немножко перевру слова Юнга, что любое скрываемое событие, любая тайна ощущается человеком как вина и грех. Мне кажется, что нам нужно место, где мы можем обсуждать то, что переживаем, каким бы темным оно ни было. Даже на темную сторону жизни, которая может ассоциироваться с туманом, с пасмурной погодой, важно смотреть. Совершенно точно, там есть вопросы про выборы, ответственность, поиск. Это все слова активные, и как раз ценность занятия позиции — это точно не про пассивность, но про уважение всех остальных, кто за пределами меня располагается. В нарративной практике мне не хватало этой тональности и позиции наблюдателя. Для меня остановиться и какое-то время ничего не делать — это как раз процесс созерцания, отражения. Мне кажется, быть свидетелем чего-то — это очень ценная роль. В том числе, это процесс переваривания, может быть, чего-то шокирующего, каких-то сторон жизни, мира, людей, которые причиняют нам боль, в смыслы — в то, что я называю золотом.
Лично для меня нарративная практика — это каркас, конструкция моей работы, а экзистенциальный анализ будто наполняет эту конструкцию дополнительным содержанием. Он добавляет чувство наполненности, духовного «мяса». Я работаю гораздо больше техниками нарративной практики, но мне кажется, экзистенциальный анализ мне самой помогает ощущать разговор глубже, значимей.
Недавно читала книжку итальянского экзистенциального аналитика Даниэля Бузоне про экзистенциальный анализ в педагогике. Там говорится о том, как можно воспитывать детей совершенно иначе через призму экзистенциального анализа — как раз в противоположность послушанию давать возможность для личного принятия решения и понимания последствий этого решения. В том числе, там говорится про то, как экзистенциальный анализ сейчас применяется в бизнесе и в управлении персоналом и командой. Появилось даже такое понятие, как экзистенциальный интеллект и шкалы, которые его измеряют. Управление командой больше основано на том, что сам человек выбирает зону своей ответственности, и вместо KPI полная ответственность над своим куском работы. Уже есть много исследований, что это гораздо успешнее помогает избегать выгорания, в отличие от контроля, позволяет человеку больше развиваться и в итоге приводит к лучшим бизнес-показателям. Но это пока еще в процессе развития.
Лично для меня нарративная практика — это каркас, конструкция моей работы, а экзистенциальный анализ будто наполняет эту конструкцию дополнительным содержанием. Он добавляет чувство наполненности, духовного «мяса». Я работаю гораздо больше техниками нарративной практики, но мне кажется, экзистенциальный анализ мне самой помогает ощущать разговор глубже, значимей.
Недавно читала книжку итальянского экзистенциального аналитика Даниэля Бузоне про экзистенциальный анализ в педагогике. Там говорится о том, как можно воспитывать детей совершенно иначе через призму экзистенциального анализа — как раз в противоположность послушанию давать возможность для личного принятия решения и понимания последствий этого решения. В том числе, там говорится про то, как экзистенциальный анализ сейчас применяется в бизнесе и в управлении персоналом и командой. Появилось даже такое понятие, как экзистенциальный интеллект и шкалы, которые его измеряют. Управление командой больше основано на том, что сам человек выбирает зону своей ответственности, и вместо KPI полная ответственность над своим куском работы. Уже есть много исследований, что это гораздо успешнее помогает избегать выгорания, в отличие от контроля, позволяет человеку больше развиваться и в итоге приводит к лучшим бизнес-показателям. Но это пока еще в процессе развития.
Елена: Думаю, для России это пока мечты
Олеся: Но это не мешает нам мечтать! Может быть, сейчас время именно для этого. Да, с одной стороны, не хочется, чтобы у нас осталась единственная свобода выбирать жить или не жить. Но, с другой стороны, есть жизнеутверждающие идеи Франкла. В книге «Скажи жизни ДА» есть мысль, что даже когда у человека вообще ничего не остается, он духовно может выбирать обладать самым дорогим для себя образом того, что он любит или к чему он привержен. Сегодня мы точно позволили себе быть вовлеченными в то, что любим — в хорошую терапию, в интерес к новым идеям, в готовность погрузиться в разные практики помощи. Спасибо большое, Дина!
Дина: Мне логотерапия помогла в последние два года пережить одну катастрофу за другой, это прямо большая опора. Буду рада, что кому-то из вас какая-то из идей, прозвучавших сегодня, поможет укрепиться.