Нарративная практика
в клиентских историях

Мне было 22, когда представление о себе резко поменялось, причем в мгновенье ока. Мама часто рассказывала: «Олесю оставляли в три года спокойно одну. Часами она тихонечко играла в кубики – прекрасный ребенок!» Этот нарратив устойчиво звучал в семье. Я была уверена, что тихая и спокойная с детства. Пока дед на семейном празднике не рассказал, как приезжал к маме в общежитие, когда мне было больше года:

«Приезжаю и спрашиваю:
- Галя (это моя мама), где Олеся?
- В комнате матери и ребенка, этажом выше (специальная комната в общежитиях советского типа).
Поднимаюсь туда и слышу крики, визг и ужасный грохот. Из комнаты вылетают мамаши, держа детей на руках, с криками: «Уймите кто-нибудь этого ребенка!» Понимаю, что там Олеся, нужно спасать! Залетаю в комнату, посредине стоит наша девочка, кричит, визжит и бросается игрушками, выгоняя всех из комнаты.»

Дед посмотрел тогда на меня и сказал: «Знаю, что ты громкая, и, если что, за себя постоишь!», все закивали. В тот момент подумала и вспомнила те моменты, где громкая и стою за себя! Раньше этот нарратив не поднимался, а тут получил признание у членов семьи.

*Тук-тук – это таиландское такси не очень надежной конструкции, нечто среднее между велосипедом и машиной.

Ко мне пришла мама с мальчиком (3,5 года) и рассказала о том, что они вместе пережили, можно сказать, автокатастрофу на тук-туке. Не обошлось без кровопролития: у мамы была рана, но ребенок не пострадал. В итоге все закончилось благополучно, кроме одного – мальчик довольно серьезно испугался. Представьте, что вам три с небольшим, и вы попадаете в аварию, где «все переворачивается, у мамы красное» – так ребенок описывал случившееся, когда я попросила его рассказать об аварии. Он воспользовался тем, чем пользуются дети 3,5 лет – игрушками (машинкой и двумя фигурками), и показывал мне, что произошло и какое он принимал участие в этом. В конце я спросила, что теперь он знает о тук-туках и вообще о машинах, и услышала:
- Нужно быть внимательным и осторожным!

Я удивилась - для 3,5 лет не очень обычные слова:
- Что это значит?
- Когда я еду с мамой, все время смотрю вперед, не едет ли кто-то нам навстречу (там было лобовое столкновение двух такси)
- Откуда он это знает? – спросила я у мамы.

Она ответила, что они дома проговаривали и обсуждали это не раз.

Кира – молодая женщина. Она первый месяц руководит. На сессии перечисляет моменты на работе, когда подчиненные поздоровались не так, не прислушались, не заметили. Кира складывает эти истории в представление о себе как о незначимом человеке.

Знакомый способ делать выводы? Наверняка, встречали людей, кто так делает.

Не только эти истории происходят с Кирой! Она – талантливый человек, которого в молодом возрасте пригласили руководить. У нее пятилетний опыт работы, Кира признает, что справляется с рабочими задачами и получает положительные отклики коллег.

Как получилось, что эти сведения не включены в историю о незначимой Кире? Мы не осознаем, до какой степени сами создаем жизнь: одним историям придаём значение, а другим нет, и они выпадают из повествования о нашей жизни.

Доминирующая проблемная история о незначимой Кире не вмещала истории, которые "не клеились" с этим. Например, история рабочего опыта Киры и ее назначения никак не подтверждали незначимость! Поэтому я решила, что есть другие истории, которые пока не рассказаны. И расспросила про них.

В день, когда коллеги Киры, по ее словам, проигнорировали, ей стало грустно. К Кире подошла помощница и спросила: «Чего глаза грустные? Могу помочь?» Потом пришел другой коллега и говорил с Кирой 2 часа «за жизнь». Коллеги, видя состояние, предложили Кире пойти чуть раньше отдохнуть. Это знаки внимания и признания. Это никак не могло быть рассказом про человека, который не важен.

То, что человек знает о себе, и на основании чего делает выводы имеет начало. Истории когда-то начались, даже если человек об этом не упоминает.

Кира рассказала о семье, в которой выросла. Там принцип построения взаимодействия и общения между родственниками: чем больше игнорируешь, тем лучше. Круче тот, кто критикует и игнорирует нужды других. В такой семье сложно ощутить себя значимым. Еще ребёнком Кира почувствовала себя ненужной.

На основании тех семейных историй, Кира продолжает делать выводы о том, что незначима, и подтягивает события, которые это подтверждают.
.

сС Машей мы общаемся по скайпу. Когда впервые услышала, что Маша говорит о себе, подумала, что стоит настроиться на длительную работу. Маша сказала:
- Я все время в тревоге или в упадке. Иногда мне становится чуть лучше, но это приводит меня в такое большое возбуждение, что я с трудом могу заниматься делами.

Она недовольна собой во многих аспектах жизни: в семье, в работе, в учебе, в отношениях с родителями и с друзьями. Свое состояние определила как упадничество. Когда спросила, что сказало бы упадничества, будь у него голос, Маша сказала:

- Что жизнь – дерьмо, люди дерьмо и все вокруг дерьмо!

Не просто жить с такими мыслями. Но не может быть, чтобы "все" в жизни Маши было только дерьмо. Наверняка, есть подчиненные истории с другими смыслами, лучшими для Маши.

Стала расспрашивать Машу хоть про хорошее в жизни, и она рассказала, что ребенком любила пофантазировать. Думаю, этот тип развлечений знаком, наверное, каждому – немножечко пофантазировать.

Маша рассказала, что фантазировала, потому что было не комфортно в семье. С героем фантазий, Роботом, она отправлялась в необычные путешествия, где он о ней заботился. В конце рассказа Маша добавила:

- Вы же понимаете, Олеся, что это детская стратегия. Я уже взрослая, не могу сбежать из этой жизни в фантазии.

Логично! Я ее стала расспрашивать именно про «фантазировать»:

- А есть ли сейчас фантазирования, или, может быть, забота о себе? Ты сказала, что Робот заботился и это нравилось.
- О себе я не очень хорошо забочусь.
- Может быть, кто-то о тебе заботится или заботился немножечко?

Когда нарративные практики таким образом работают, они настойчивы в том, чтобы обращать внимание на маленькие-маленькие кусочки подчиненных историй. Они, словно ниточки, которые торчат – потяни, и дальше история раскроется. Поэтому я расспрашивала Машу о крохотулечке такого опыта, который не про дерьмо. Она вспомнила:
- Мама покупала шмотки в подростковом возрасте. Это было здорово, потому что ощущалось, что обо мне заботятся. И у нас дома было много платочков, аксессуаров, общих с мамой, мне разрешалось их использовать.

Это были 90-е, как понимаете, было не так просто с одеждой и деньгами в семьях. Я уточнила:

- А эта история со шмотками сохранилась?
- Да, сейчас иногда достаю платочки, чтобы поиграться с ними.

Мои ушки насторожились:

- Поиграться с ними? Это что, тоже какие-то фантазии?
- Ну, да. Я придумываю образы – что сегодня одену, кем сегодня буду.
- Зачем и почему важно это придумывать?
- Потому что так чувствую себя в безопасности.
- Получается, не всегда жизнь полностью дерьмо?
- Ну, когда я играю, она гораздо лучше, и я чувствую себя гораздо лучше.

Так мы выяснили, что шмотки сейчас выполняют ту же функцию, что Робот в детстве. Защищают, позволяют фантазировать и играться. Это маленькая история, но в каждой истории есть смысл, исходя из которого решается, что делать. Мы договорились с Машей о том, что та по 10 минут каждый день будет перебирать платочки, примерять и выбирать, в чем сегодня пойти.

Бывает, что человеку в целом настолько нехорошо, что он подумывает о самоубийстве. Я помню хорошо разговор с девушкой о суициде, а когда она еще сказала, что это будет ее третья попытка, я села ровно и очень внимательно задумалась о том, какой вопрос ей задать. Я спросила ее, на что она надеялась, когда шла ко мне. Ведь она выбрала прийти, а не совершить эту третью попытку сразу. Значит, у нее были какие-то надежды, и эти надежды идут как раз из подчиненных историй.

Она сказала: «Я почти не надеюсь, но вдруг… Было бы так здорово, если бы все-таки он пригласил меня на 14 февраля» - это была история, связанная с мужчиной.

Девушка пришла ко мне прямо под новый год, и у меня было не так много времени. Она была твердо настроена на первой встрече, что если на 14 февраля мужчина ее не пригласит, то третьей попытки не миновать.

Мы завершили нашу работу 8 марта. 14 февраля она праздновала вместе со своими подружками. Он ее не пригласил. Но 8 марта она сказала, что чувствует себя гораздо лучше. Потом уже через знакомых примерно спустя год я узнала, что у нее прекрасные отношения, которые длятся уже почти год и дело идет к свадьбе. Поскольку больше я о ней не слышала, подозреваю, что работа прошла успешно, и все у нее благополучно.

Женщина была не очень удовлетворена тем, что какая она мать, что она считала, что плохо справляется с детьми. Думаю, довольно сложно вообще любому справляться с близнецами! Но на основании этого она делала негативные выводы о себе. Я ее расспрашивала о том, чего она хочет. Она говорит:
- Как я могу чего-то хотеть? Я же мама – мне нужно за детьми ухаживать! Не могу я сейчас ничего хотеть – мне нужно зарабатывать, еще дети, еще муж, и еще… (далее следовал огромный список «еще»).
- А хочется-то чего?

Мы долго ходили вокруг того, о чем можно просто сказать, что хочется, даже не сделать это для себя. На каком-то моменте выяснилось, что то, чем женщина занимается (фотография), ей очень нравится, и это ей действительно хочется, а дети – это то, что она должна.

В целом она ответственная мама, которая любит своих детей, но не 24 часа в сутки и не тогда, когда они ночью вдвоем просыпаются и разрушают полностью ее график, или когда они пуляются друг в друга кашей. Нет, в этот момент ей не очень хочется быть с ними, но приходится – она должна. Я у нее спросила, как насчет того, чтобы изменить основной фокус в жизни:
- Если вдруг дети будут частью жизни, но и фотография станет частью жизни?
- В смысле? Я просто этим зарабатываю!

Этот разговор у нас состоялся примерно полгода назад. Сейчас она может провести на прогулке 3 часа с фотоаппаратом. Раньше она говорила, что фотоаппарат берет с собой только на работу. Но сейчас она получает от этого удовольствие и говорит, что оказывается, это прекрасная медитация, что она может снимать обыкновенное куриное яйцо два часа и медитировать во время съемки. И это время только для нее!

Как-то мы разговаривали с одной девушкой, и она сказала, что должна работать и самореализовываться:
- Я просто ощущаю, что я должна! Но только мне как-то нехорошо от этого. Это звучит как обязательство. Получается, с одной стороны я должна, а с другой стороны мне не очень хочется.
- Но кому должна? Из-за чего вы решили, что обязаны самореализовываться?
- Я же в творческой среде, у нас так принято, что все самореализуются. Все вокруг говорят о самореализации, о каком-то уникальном продукте, который они выпускают. И я должна!

Но есть же другие способы жить и устраивать свою жизнь. Я расспросила ее о том, что было бы для нее хорошо? В итоге она сказала следующее:
- В целом мне было бы приятно, если бы я могла себе позволить чуть больше степеней свободы и чуть больше быть в состоянии дзен.

Лет 6 назад ко мне обратилась мама 9-летнего мальчика и сказала, что ей сложно со своим ребенком – она заставляла его учиться, а он не хотел. Ему все не нравилось – учительница, школа, класс. В остальном они нормально общались, мама рассказывала, какой он замечательный мальчик, любящий сын, помогает по дому. По ее словам - в целом понятливый ребенок, но учиться в школе не хотел никак.

Я у нее спросила:
- Как вам кажется, откуда все это взялось? Когда могло начаться эта история, у кого он мог научиться не хотеть учиться?
- У кого? У меня. Я тоже терпеть не могла учиться. До сих пор вспоминаю 10 классов, которые провела в школе, как самое большое наказание. Самый большой ужас для меня – снова вернуться в школу. Так здорово, что я уже работаю и мне туда не надо!

Есть определенные контексты, где нам нехорошо. Есть определенные обстоятельства, в которых мы чувствуем себя не ОК. Эта женщина сейчас замечательно живет – у нее устроенная жизнь, стабильный заработок, она довольна тем, как продвигается по своей карьере.

Часто родители полагают, что если ребенок не закончит школу или не будет учиться в школе, то его жизнь просто рухнет. Помню цитату одной мамы: «Да он закончит бомжом на лавочке, если не будет сейчас учиться!» Но сейчас это уже не является такой большой проблемой, потому что в нашем обществе появились варианты альтернативного обучения, например, домашнее или заочное.

Но тогда она говорила только о том, что весь этот ужас придется пройти ее ребенку и нет никаких альтернатив, что все закончится в лучшем случае как у нее, когда она до сих пор иногда просыпается в поту от того, что ей приснился сон про школу. У нее была мысль, что все будет так и никак иначе. Это была ужасающая ее истина на тот момент. Сейчас это не так.

Ко мне обратилась девушка – журналистка по профессии. Я расспрашивала ее о том, что для нее значит быть счастливой, и она сказала:
- Очень сложно быть счастливым русским! Мы довольно унылая, меланхоличная нация.

Понятно, что это только ее представление, не обязательно это так, но она была в полностью уверена, что мы склонны страдать, часто не очень позитивно смотрим на мир, нам не так легко быть счастливыми, и, возможно, есть люди, которые гораздо более счастливы. Я у нее спросила, где, например?
- Мне кажется, в Новой Зеландии!

Большинство терапевтов дают домашние задания, и я, не будь промах, дала ей домашнее задание: хорошенечко узнать про Новую Зеландию - как там люди счастливы и какие у них есть культурные традиции, чтобы быть счастливыми.

У нас тоже есть культурные традиции, каким образом мы делаем себя счастливыми. Удивительно, но, когда я спрашиваю у людей, что именно в России нужно для счастья, часто слышу в ответ что-то, связанное со страданием – от «русскому человеку нужно страдать, чтобы быть счастливым» до «чтобы соседу было хуже, чем тебе» - когда сосед страдает. Так страдание начинает связываться с счастьем. Весь вопрос – выбираете ли вы такой вариант счастья?

Можно быть счастливым очень по-разному. Те же новозеландцы, как оказалось, счастливы довольно умеренно. У них нет идеи про то, чтобы нужно страдать, чтобы быть счастливым, но есть представление о том, что некий постоянный позитивный фон – это нормально, что что-то негативное проходит, а позитивное остается.