Когда я пришла в профессию и этот вопрос встал передо мной, я действительно крепко задумалась, но не дала себе окончательного и бесповоротного ответа о том, когда и как я могу определять завершение наших отношений. Я перепоручила это своим собеседникам. Может происходить процессуальное понимание с обоих сторон, и я беру на себя добровольное обязательство — например, если ситуация выходит за грани моей компетенции, я ощущаю, что не могу помочь конкретной проблеме. Если через несколько встреч я понимаю, что терапия не продвигается, я не чувствую, что приношу пользу, я могу поднять такой вопрос и обсудить его со своим собеседником. Разумеется, у него есть право делать то же самое и в любой момент завершить терапию, которым люди пользуются.

Правом завершения можно пользоваться по-разному:

• Завершение с объявлением, что мы завершаем на какой-то момент или вообще терапию;
• Просто уйти, что я тоже считаю завершением.

Для меня завершение терапевтических отношений определяется серийно. То есть я представляю отношения, как что-то, что может иметь новую главу, что может возобновиться, но на какой-то периодизации, где мы более-менее регулярно видимся с человеком, общаемся, и я помню контекст его жизни — это отношения. Там, где человек говорит, например, что на сейчас ему достаточно, или сейчас у него изменилась ситуация, он не может оплачивать терапию, у него меняется жизнь, еще что-то, он берет паузу, я не вижу и не представляю его жизни достаточно длительный срок, я представляю это, как завершившиеся отношения.

Но в личной жизни, если сопоставлять рамки терапии и вне терапевтических отношений, отношения как будто бы практически не завершаются никогда. Это как у Фолкнера, “Прошлое не мертво. Оно даже не прошлое”. Оно присутствует, если говорить нашим нарративным языком, в качестве жизненного клуба. Отношения даже с ушедшим человеком — это отношения с его ценностями, с его важным. И отношения могут завершиться только произвольным авторским актом — я хочу завершить какой-то формат отношений или исключить этого человека из своего жизненного клуба по каким-то причинам.

Я вижу некоторую историю, которая, кажется, про других — про тех терапевтов, которые говорят: «Все, вам пора завершать». Я знакома с терапевткой из юнгианского анализа. Когда я к ней отправила свою подругу, она ей сказала: «Вам не нужна терапия». Я подумала, что, наверное, она что-то знает, чего я не знаю. У других людей все как надо, все завершается, когда закончилось. У меня лично завершения, как в жизни — что-то произошло, какая-то жесть, и что-то совершенно нежданно оборвалось, либо эти отношения продолжаются, но становятся на паузу. Иногда об этом знаешь, иногда нет. Есть отношения, которые вообще так ведутся — напишите, как захотите сессию.

Каждый раз ты гадаешь, у тебя нет обратной связи. Когда есть регулярное хождение на сессии, это можно рассматривать как элемент обратной связи — раз человек к тебе приходит, значит, все хорошо. А если он к тебе приходит раз в несколько месяцев? Потому что у него нет денег, потому что ему не подходит регулярное хождение. Эти несколько месяцев ты проводишь в агонии, если что-то пошло не так на сессии — зачем я это сделала? А потом человек приходит и оказывается, что все совершенно нормально и никуда он не уходил. Потом человек откладывает и говорит: «Давайте встретимся через 4 недели, у меня отпуск», и не приходит. А иногда приходит раньше и говорит: «Я заканчиваю», а потом пишет тебе через 2 недели.

Мне кажется, что в жизни, по крайней мере, у меня все происходит совершенно не так, не по пути героя. Я согласна со Стефанией, и смотрю на любые отношения в жизни как на что-то никогда не заканчивающееся, все время внутри меня длящееся. Другое дело, что это может подпитываться новыми событиями, может какое-то время не подпитываться.

Кстати, у меня есть одна клиентка, которая не подчиняется этому правилу, и потом при этом продолжает отношения, то есть она может просто пропасть и не отвечать вообще. А потом в какой-то момент почему-то отвечает и возвращается. Мне очень тяжело поддерживать эти отношения. Я понимаю, что это, наверное, такой культурный код про уважение, а ее поведение — это, скорее, пренебрежение, неуважение. Здесь можно уже вступить на территорию эмпатии.

Мы все представляем, что если с нами так поступают, то это ощущается не очень. Поэтому тут мы уже переходим к вопросу привилегий. Искусственные отношения как будто бы дают нам какие-то привилегии, по крайней мере, в 20 веке так считалось. Наверное, почти все смотрели сериал In Treatment, и там клиент может говорить терапевту, что угодно. Олеся рассказывала, и я до сих пор помню эту историю, что клиент мог бросать ей деньги в лицо, как будто бы ты заплатил человеку (у меня проскользнула метафора проституции) и можешь делать то, что обычно с людьми делать нельзя.

Если брать разницу между терапевтическими и вне терапевтическими отношениями, конечно, культурный код, о которым говорила Дина, скорее, общепринят и более распространён. Мы чаще находим удивительным поведение человека, когда он исчез, а потом появился как ни в чем не бывало. Хотя такое поведение есть, но оно либо немножко осуждается, либо странно читается. Но как будто бы «беглецы», которые радостно уходят откуда-то без предупреждения, в терапии получают свой зеленый свет и полную свободу получить, в том числе, за деньги в несколько искусственном сеттинге возможность, расплачиваясь деньгами, не расплачиваться вниманием, заботой о последующих отношениях.

В том числе, это отсылает к вопросу о сверке культурных кодов. Мне кажется, наша культурная среда больше продуцирует невербальное соприкосновение. Я мало вспоминаю бесед, где мы открыто говорили: «Когда вам захочется уйти, вы можете уйти без объяснений» или «Когда вам захочется уйти, я бы хотела, чтобы вы написали мне об этом». Но при этом каждый раз, когда я сталкивалась в своей практике с завершением, которое инициируется собеседником, это все-таки было церемониально, объявлялось мне, преподносилось, как «Я сейчас готова завершить, я благодарна, ухожу с тем-то». Не скажу, что я много вкладывалась со своей стороны, как терапевтка, организуя это празднование, спрашивая: «Ну, давай же подведем итоги». Хотя я была готова.

Были истории о фрустрации — о том, как из каких-то отношений никак нельзя было уйти. Ты загостил — человек тебя где-то нашел, преследование продолжается и т.д. Тут я выбиваюсь в уникальный эпизод человека, с которым были отношения, который не преследует, чтобы прояснить, что случилось в отношениях.

Универсально ли это? Конечно, нет. Это меня приводит как раз к любопытству о следующем моменте в нашем разговоре, касающемся, как мы чувствуем, что произошло нарушение, как мы понимаем, что что-то заскрипело и пошло не так. Дина упомянула момент, который мы много обсуждали на интервизиях, по поводу того, какие есть возможности у человека проясниться, как приходить еще раз к терапевту за свой счет, как можно терапевту ощутить, понять и среагировать или воздействовать на ситуацию, где человек либо пропал, либо резко завершил, и мы можем подумать, почувствовать, может быть, какой-то инструмент эмпатии применить, а может, еще какие-то инструменты.

Например, человек прокламирует свое решение уйти и говорит: «Я сейчас выбираю уйти, ухожу». За этими словами может лежать: «Я сейчас смотрю — вам вообще все равно или не все равно, что я так говорю. И хотите ли вы узнать, почему я ухожу?» или «Я ухожу, и ради бога, не надо меня обременять вашими проблемами обратной связи, писать мне, почему, от чего.» У меня никогда не возникало сомнений, что определю интонационно, отличу одно от другого, если это не единичный случай. Я не приписываю себе каких-то сверхспособностей, но в течение того, как человек проявляется, моя чувствительность задействована и ориентирована на него в серьезной степени.

Я задавала вопросы, от которых нас предостерегали Олеся и Лена на обучении, что пробросы в будущее могут, во-первых, выходить за зону ближайшего развития, и скаффолдинг не происходит. Он не простраивается, потому что это слишком далеко от человека, может быть, вообще не туда. Кроме того, он лишается силы за счет того, что авторство далеких пробросов все равно больше исходит от меня, чем от самого человека. Я предлагаю: «Я вижу то, то и то», но мне не видимо то, что видит сам человек.

Это обуздание эмпатии и возвращение авторства человеку. Мне удобно представлять это как тумблер — не полный отказ, а поворот чуть ниже среднего, который позволяет мне сцепляться и оставаться в позиции произвольного незнания. Если у меня возникает ощущение, что человек мне пытается сказать то-то и то-то, пусть он скажет сам.

Это заземляет и ощущается для меня как возвращение авторства самому человеку в большей степени и возможность определиться в каждой ситуации заново, потому что большие эмпатические мостки могут влиять на меня вредоносно. Они могут элиминировать некоторые детали, которые впоследствии окажутся очень существенными, потому что я вижу большую потребность в помощи в восстановлении такой-то ценности, и все частные дробные вопросы, которые задаю, являются продуктом именно этого широкого мазка и этой ценности. Хотя можно было прощупать что-то соседнее и через это целая сетка значимых для человека вещей могла бы быть существенно укреплена.

Я была в этой роли как клиент. У меня есть навык — говорить человеку до последнего честное, но на самом деле жесткое. Я потом очень страдаю из-за того, что вижу его реакцию. Но главное, мне кажется (я это заметила и у себя, и у некоторых клиентов), что многие стараются последнюю дверь не захлопывать. Потому что клиент от нас в некоторой степени зависит. Он к нам обратился в сложной ситуации, искать другого терапевта — это трудоемкий процесс, и не всегда в моменте понятно, насколько долгосрочной будет сложная ситуация, и не всегда хочется ее раскрывать. Возможно, у нас будет потребность вернуться к этому человеку снова, и хотелось бы не иметь дела с тем, что ты ему сказал, что он очень много болтает и это очень утомительно. Это неудобная ситуация. И сам процесс обсуждения контакта тоже волнительный. Мы не можем людей заставить и вынудить, но все равно мы в какой-то степени ставим их в эту социально неудобную ситуацию. Но для некоторых из них желанную — им хочется, чтобы спросили, что пошло не так.

Эвелина и Евгения написали в чате, что хотелось бы, чтобы терапевт спросил, почему они ушли из терапии.

Хочется спросить, почему вам хотелось, чтобы вас спросили об этом? Какие бы это открыло дороги?

Мне кажется, есть еще одна штука, которая мешает прояснить все на сессии, пройти сквозь конфликт, как это предписывается. Кстати говоря, в традиционной, классической психотерапии есть идея, что конфликт — это классно, конфронтация — это отличная часть процесса. Это дискурс о сопротивлении, о том, что терапевт всегда на самом деле находится в позиции силы, в позиции супер-знания о том, что сейчас происходит. Клиент как будто всегда в уязвимой позиции, особенно если чувствует, что его что-то обидело, оскорбило или просто не подошло. Как ты сейчас будешь это объяснять человеку, который по идее всегда знает, что он делает? И тут приходит дискурс о сопротивлении — вы просто сопротивляетесь. Когда ты в зависимой позиции, тебе нужна поддержка на самом деле.

Дина, цитируя Олесю, сказала, что у любой формы и структуры есть потенциал изменения, трансформации. Я вспомнила одну историю, которая на меня достаточно сильно повлияла. Она про моего друга, гештальт-терапевта. Его личная терапевтка забывает про сессии на регулярной основе. Это даже не оказия, просто он приходит, и в одном случае из трех она не придет, иногда два раза подряд. С точки зрения ригидного, строгого дискурса это вопиющее нарушение, неуважение, тем более что у них достаточно длительные терапевтические отношения.

Но любопытней всего не то, как себя ведет терапевтка, а как реагирует на это сам человек. Он продолжает находиться в этих отношениях, и ему это подходит. Что он с этим делает, детально я не знаю, у меня нет информации об этом. Но я знаю, что терапия для него является ценностью, и он продолжает терапию с терапевтом, который выбирает так взаимодействовать. Это является для моего знакомого допустимой рамкой нормы и расширяет представления о том, как можно взаимодействовать, договариваться и завершаться, в том числе.

Представления о том, как должно быть, как правильно, как приемлемо, могут быть более разнообразными, чем кажется на первый взгляд. Для меня это точно опора на свои силы, на свои возможности. Мне достаточно ощущать, что человек проявляет уважение к нашим договоренностям, и я беру на себя те же обязательства. У меня есть протокол про мои опоздания (думаю, как у всех), он работает в обе стороны. Это поддерживает ценность равенства — если я забыла про сессию, то в ближайшее время происходит сессия за мой счет, регулируются опоздания.

Мы все этот сеттинг подкручиваем под нас, под клиента, под ситуацию. Мне кажется, что нет какой-то сверхценности возможности пропасть, потому что это несложно в современном мире. Пропасть очень легко. Эти возможности есть на каждом шагу. Поэтому я в своей терапии не предлагаю людям такую супер-возможность пропасть, никогда не быть спрошенным. Да, я предлагаю возможность таким образом проявить свое несогласие, быть спрошенным, что не так. Я предлагаю возможность извинений, и мне кажется, что это огромная сила, когда у тебя терапевт просит прощения. Мне интересно, почему так мало этим пользуются. Мне кажется, это просто целительная штука для отношений.

Я предлагаю те отношения, в которых можно вынести «неудобняк» без каких-то последствий. Я не откажусь от человека, если он мне скажет, что ему не нравится моя прическа, или моя манера задавать вопроса, или мои тупые анекдоты. Мне будет неприятно, но работать я не откажусь. Это мое пространство, мой контракт. Тут хочется спросить всех — есть ли у вас какие-то особенности в практике? Я заметила, что в чате несколько раз повторялись идеи про равенство, что с клиентской позиции очень важно больше равенства. Я тоже в себе замечаю это.

Хочется спросить, почему равенство так важно, что оно дает, какие двери открывает? И вообще расскажите немножко про вашу практику.

Стефания: Для меня тоже ценно вспомнить, что есть еще дискурс и его эффекты по поводу того, что терапевт бегает, потому что ему условно больше надо, или что он бегает за деньгами, или что он боится потерять заполненность своей практики. В то время, как это делает совершенно невидимыми другие мотивации, в том числе, важность понимания, что произошло, важность человека вообще, узнавание того, что с ним случилось, в том числе, демонстрация того, что ты важен и с тобой готовы продолжать работать. Да, случилось такое — не пришел, забыл, что-то нарушилось, но это тебя не дискредитирует для продолжения, если ты готов.

Мне кажется, ценность таких приглашений сейчас становится виднее. А чуть раньше я чуть больше слышала идеи о том, что бегать нельзя. Мы с Диной проводим параллель с романтическими отношениями — бывший терапевт преследует своего клиента и говорит: «Нет, ты не уйдешь от меня!» Это идеи про то, что терапевты «подсаживают» на себя людей (я даже такое слово слышала), как на зависимость. Но действительно, это далеко не про благо одного терапевта, причем очень узко и меркантильно понимаемое.

А еще я подумала, что если мы везде видим деньги, деньги, деньги, перемешенность товарно-денежных и человеческих отношений… Не знаю, как вы, а я очень привязываюсь к своим клиентам, у меня много любви к ним. Конечно, с одной стороны, важно, чтобы было оплачено, чтобы просто поддерживать мои силы, с другой стороны, сейчас, когда сложные моменты и отказал PayPal, ни одной из своих постоянных клиенток я не откажу в бесплатной помощи. Я себе даже не представляю этого.

Мне кажется, что держать в голове, что человек, наверное, думает, что я из-за денег его подталкиваю к сессии, это тоже унизительная позиция. Нельзя так унижать людей, даже в своей голове, думая, что они в нас не видят ничего, кроме этого. Мы знаем, что мы работаем не только из-за денег, а они думают, что мы из-за денег это делаем. Услышав это со стороны, я подумала, что на самом деле мы вкладываем в голову другого меркантильность.

У меня состоялось две беседы в разное время с моими собеседниками, которые дали мне обратную связь не в ответ на мой вопрос, а просто сказали: «Мне было так важно, что я могу отправить тебе открытку из другой страны» и «Мне было так важно, что ты разрешила подарить блокнот, который я сделала своими руками». Это изменило то, как я жду наших встреч и как отношусь к ритму нашего взаимодействия.

Я подумала — действительно, отказывая из-за своих уязвимостей, я чуть-чуть насторожена, чуть-чуть больше внимания туда, а все ли в порядке. Для меня это ОК, мне подходит чуть-чуть себя перепроверять. Но в то же время давать человеку возможность выразиться без всяких компенсаций, без того, что он для меня это сделал, и я, несчастный терапевт, с невозможностью как-то отдариться, буду хуже работать или, наоборот, больше пытаться ему дать, задерживаться на сессиях. Не знаю, какие страхи на меня будут влиять, но выдерживать то, что у человека может быть добровольное желание помочь мне и побыть для меня не в формате, что кто-то кому-то деньгами по договору компенсирует.

Это очень здорово, что мы затронули такую возможность заботы или участия в нас и участия в том, чтобы чему-то способствовать и иметь выбор. Дина классный вопрос задала — есть ли у человека право отказаться. Если ему очень симпатичен терапевт, а вот этого делать очень не хочется, и «неудобняка» тоже не хочется, а если скажешь нет, будет «неудобняк». Возможно ли пойти на риск, а потом поговорить об этом в терапии: «Вот вы попросили меня обратную связь дать, а я чувствовала, что вы мне денег за это не заплатите, и мне было как-то так…»

Хочется доверять тому, что у человека создается контекст пресловутого равенства в отношениях, когда даже сделав какой-то выбор, которым впоследствии человек может оказаться недоволен, этот опыт будет не очень подходящий, он нам его принесет, и мы как-то с ним обойдемся. Отношения опять же могут быть восстановлены или прояснены по крайней мере по этой части. Потому что мир очень часто состоит из моментов, где не всегда есть шанс вернуться и сказать, а что именно произошло? А как тебе было? Что тебя беспокоило? Ты сказал да, но на самом деле хотел сказать нет — может быть, я могу поддержать тебя, чтобы в следующий раз ты мог этим поделиться.

Я вполне представляю себе, что для кого-то это не так, а у кого-то сейчас вообще такая жизненная ситуация, что ему вообще никуда это не впихнуть. Но опять же мы тут приходим к тому, что берем ли мы эту идею про то, что мы эмпатически должны просканировать ситуацию и определить, что у кого и как. Не знаю, шутили ли так про вас, но первые 10 лет (сейчас уже так не делают, хотя в Испании иногда делают), когда я говорила, что я психолог, слышала: «Ой-е-ей, тогда я с тобой разговаривать не буду, ты же, наверное, меня насквозь видишь!» Мне кажется, это история про то, что как будто бы есть версия эмпатии 3.0, которая все видит насквозь и такую дает психологу власть. Я ее не беру.

Мне кажется, что когда есть такая версия эмпатии, вообще нет места любопытству, непонятно, про что спрашивать вообще. Я в страшном сне не представлю себе такую работу, в которой нет интереса.

А еще у меня вопрос — в такой ситуации, когда мы просим полчаса времени у человека, что происходит с равенством? Возможно, желание доплатить — оно про равенство? Про то, что он же мне платит, хочу и я доплатить. Или про равенство возможность смены ролей? Для меня такие вопросы встают.