Вика Пархаева
Привет! Меня зовут Вика, и я – нарративный практик:)
Часто задумываюсь о том, что мне дала нарративная практика. Совершенно точно, мне стало легче работать, скорее даже более вдохновеннее. Мне кажется очень ценным поделиться, как она мне помогает в работе, учебе и вообще в жизни.
Сейчас у меня много разноплановой работы, которую я очень ценю и люблю. Это:
- 2 горячих линии психологической поддержки: одна из них онкологическая, где мы оказываем помощь людям, столкнувшимся с онкологическим заболеванием, и их родственникам. Вторая линия для семей с недоношенными детками.
- Паллиативное отделение в больнице, где я консультирую пожилых людей, их родственников, а также медперсонал.
- Мастерская для подростков, где мы с помощью арт-терапии и нарративной практики исследуем их ценности.
- Обучаюсь в магистратуре на отделении экзистенционального анализа
Нарративная практика и работа
Я знакомилась со многими историями в разных направлениях, форматах и с разными людьми.
В паллиативном отделении я чаще всего работаю с пожилыми людьми. Всегда замечала, что, когда начинаешь их расспрашивать, люди как-то приободряются. Это видно даже телесно, как расправляются плечи, светлеет лицо.
Многие жалуются, особенно если не приходят родственники, что им не с кем поговорить, что никто не подходит и не спрашивает даже, как дела. Мне всегда приятно быть свидетелем историй этих пациентов. Они всегда очень разные, но всегда про жизненный опыт, которого у меня еще нет. Когда их слушаешь и понимаешь, что тебе доверяют свои истории – это очень трогает и является большой ценностью.
«Жизнь прекрасна, балдейте!»
Самая яркая и запоминающаяся беседа случилась совсем недавно. Это была пожилая женщина, которая восстанавливалась после инсульта. Я ей задавала вопросы, а она отвечала, как будто бы подводила итоги своей жизни. О чем мы только не говорили, начиная с самого ее детства, каких только ландшафтов не выстроили! Она просто светилась, когда рассказывала свои истории.
Женщина рассказала, что очень любит театр и книги. Я ее спросила, если бы все истории, которые она мне рассказала про свою жизнь, собрать в книжку или пьесу, как бы она ее назвала? Женщина призадумалась и сказала:
- Жизнь прекрасна, балдейте!
Меня это название очень вдохновило. Мне вообще с самого начала понравилось это ее словечко «балдеть», которое она часто вставляла в речь. В ее «пьесе» о прекрасной жизни были очень видны ценности дружбы и любви, она очень много про это рассказывала – и в каждом эпизоде добавляла: «Здесь я балдела!»
Больше всего меня зацепило, что, рассказывая свои истории, она одновременно понимала тяжесть своего физического состояния и часто говорила, что ей хочется уже улететь – она так это называла.
Но самое для меня удивительное было, что даже больницу она считала приключением и «балдела» от него. Более того, все, что будет потом, женщина воспринимала с любопытством и говорила, что, может быть, там будут другие планеты или что-то еще. Мне кажется, её история передвинула меня на какие-то новые смыслы, взгляды, как будто я увидела больше пространства во всем, что может окружать человека.
Самая яркая и запоминающаяся беседа случилась совсем недавно. Это была пожилая женщина, которая восстанавливалась после инсульта. Я ей задавала вопросы, а она отвечала, как будто бы подводила итоги своей жизни. О чем мы только не говорили, начиная с самого ее детства, каких только ландшафтов не выстроили! Она просто светилась, когда рассказывала свои истории.
Женщина рассказала, что очень любит театр и книги. Я ее спросила, если бы все истории, которые она мне рассказала про свою жизнь, собрать в книжку или пьесу, как бы она ее назвала? Женщина призадумалась и сказала:
- Жизнь прекрасна, балдейте!
Меня это название очень вдохновило. Мне вообще с самого начала понравилось это ее словечко «балдеть», которое она часто вставляла в речь. В ее «пьесе» о прекрасной жизни были очень видны ценности дружбы и любви, она очень много про это рассказывала – и в каждом эпизоде добавляла: «Здесь я балдела!»
Больше всего меня зацепило, что, рассказывая свои истории, она одновременно понимала тяжесть своего физического состояния и часто говорила, что ей хочется уже улететь – она так это называла.
Но самое для меня удивительное было, что даже больницу она считала приключением и «балдела» от него. Более того, все, что будет потом, женщина воспринимала с любопытством и говорила, что, может быть, там будут другие планеты или что-то еще. Мне кажется, её история передвинула меня на какие-то новые смыслы, взгляды, как будто я увидела больше пространства во всем, что может окружать человека.
Вообще нарративные вопросы практически всегда дают мне возможность почувствовать себя человеком, которому доверяют порой самые сокровенные истории.
Я их обязательно применяю, когда работаю на горячей линии. Там чаще истории более трагические, потому что звонят люди, которые потеряли (или знают, что скоро потеряют) своих близких. Это совсем другой формат работы - люди тебя не видят, поэтому важен голос и то, как мы разговариваем.
Здесь, наверное, доверие еще более ценно. Помню, позвонила женщина, у которой умер муж от онкологии. Она звонила не впервые, но со мной разговаривала в первый раз. Удивительно, но она была готова повторить свою историю, хотя не очень комфортно возвращаться заново в непростые моменты.
Здесь меня нарративная практика просто спасла, потому что до этого женщина слышала классические идеи про то, как нужно быть с потерей: отпустить и т.д.
Я же рассказала про идею «Снова здравствуй!» и она ей подошла. Я стала расспрашивать женщину по карте, и мне было радостно, что у человека появился выбор – что ей хочется: отпустить или сказать снова «Здравствуй!»
Здесь меня нарративная практика просто спасла, потому что до этого женщина слышала классические идеи про то, как нужно быть с потерей: отпустить и т.д.
Я же рассказала про идею «Снова здравствуй!» и она ей подошла. Я стала расспрашивать женщину по карте, и мне было радостно, что у человека появился выбор – что ей хочется: отпустить или сказать снова «Здравствуй!»
Нарративная практика и другие подходы
Кроме нарративного подхода я практикую арт-терапию. Я отдельно ей не обучалась, просто полтора года волонтерила в детском отделении в больнице, а там работал арт-терапевт. Я помогала вести занятия, и все узнавала на практике. Потом были только единичные мастер-классы.
В арт-терапии, как и во многих классически подходах, есть разные истории про интерпретации. После нарративного обучения я поняла, как это можно использовать. Например, работая с метафорическими картами или рисунками, можно не думать про то, что там скрыто под бессознательным, а просто порасспрашивать человека:
- Почему это было важно нарисовать? Что для тебя это значит?
Это как будто бы другой ракурс арт-терапии. Если раньше этот подход для меня был просто хорошим, ресурсным развлечением, реже диагностикой, то теперь я вижу совсем иную форму, как в нем можно работать.
Причем неважно даже, какой материал мы используем – песок, глину или просто краски – нарративные вопросы помогают наполнить историями любое творение человека, будь то фигурка или рисунок. Важно, что эти истории будут не про поиск травм или проблем и про их «подработку». С помощью вопросов я вывожу человека на то, что он хочет рассказывать, а не в дебри интерпретаций. По моему опыту это отлично срабатывает с детьми. Да и для взрослых это может быть очень поддерживающей штукой.
- Почему это было важно нарисовать? Что для тебя это значит?
Это как будто бы другой ракурс арт-терапии. Если раньше этот подход для меня был просто хорошим, ресурсным развлечением, реже диагностикой, то теперь я вижу совсем иную форму, как в нем можно работать.
Причем неважно даже, какой материал мы используем – песок, глину или просто краски – нарративные вопросы помогают наполнить историями любое творение человека, будь то фигурка или рисунок. Важно, что эти истории будут не про поиск травм или проблем и про их «подработку». С помощью вопросов я вывожу человека на то, что он хочет рассказывать, а не в дебри интерпретаций. По моему опыту это отлично срабатывает с детьми. Да и для взрослых это может быть очень поддерживающей штукой.
Личная жизнь и нарративная практика
Мне кажется, что нарративная практика проникла у меня не только в профессию, но вообще во все области моей жизни.
Прежде всего это повлияло на совсем личную жизнь - с мужем. Когда изучаешь классическую психологию – я такое часто встречала, и меня это тоже коснулось - что-то как будто бы ухудшается. У тебя есть куча идей из семейной и прочих психологий, которые могут не подходить ни тебе, ни партнеру, но ты им доверяешь и пытаешься применить к своей семье.
Когда я познакомилась с нарративной практикой, я как будто бы отпустила те идеи, которые мне точно не подходят.
Просто я стала чаще задаваться вопросом – а что вообще мне подходит – и в отношениях, в том числе? А что подходит моему мужу? Какие у него ценности?
Конечно, я не использую все вопросы и не провожу дома нарративные сессии, но понимаю, что могу по-другому спрашивать и мужа, и вообще людей о чем-то. Я заметила, что у меня появился интерес узнавать, откуда пришли какие-то идеи, причем не с тем настроем, как это бывает, - переспорить или переубедить. Мне действительно любопытно – как человек познакомился с той или иной идеей?
Конечно, я не использую все вопросы и не провожу дома нарративные сессии, но понимаю, что могу по-другому спрашивать и мужа, и вообще людей о чем-то. Я заметила, что у меня появился интерес узнавать, откуда пришли какие-то идеи, причем не с тем настроем, как это бывает, - переспорить или переубедить. Мне действительно любопытно – как человек познакомился с той или иной идеей?
Мне теперь часто стали говорить: «Интересный вопрос!» - человеку обычно и правда интересно рассказывать про то, что ему интересно (извините за тавтологию).
Может быть, у меня изменилось просто общее отношение (или жизненная философия), когда по-другому смотришь на жизнь. Я понимаю, что после нарративной сессии или обучающего блока я выхожу чуть-чуть другой. Нет, я сама по себе не меняюсь, но меняется настроение. Оно мне обычно очень нравится – я иду по улице и думаю о чем-то хорошем.
Это сложно описать – просто общее состояние другое. Когда я об этом думаю, мне на ум приходит слово вдохновение, точнее, наполненное вдохновение. Если раньше я была знакома с этим чувством, то теперь оно гораздо шире и глубже.
Экзистенциальный анализ и нарративная практика
Сейчас я учусь в магистратуре (экзистенциальный анализ). По сравнению с арт-терапией здесь другая история – сначала была нарративная практика, а потом другой подход.
Мне кажется, это мое новое обучение сложнее, но не в плохом смысле. Просто большая часть позиции у меня уже есть, и новый подход нужно с этой позицией соотносить.
Когда мне дают новые методы и инструменты, я не просто их все забираю, и говорю – теперь я крутой экзистенциальный аналитик! Сначала мне надо понять, что вообще из этого мне подходит?
На самом деле у меня есть много вопросов. Например, нам дают шаги в каком-то методе, и я задаюсь вопросом – почему они именно такие? Помню, когда мы изучали карты Майкла Уайта, он объяснял, почему именно эти карты и эти вопросы. Причем это не было обязательным, что ты должна использовать в приказном порядке.
В экзистенциальном анализе это достаточно директивно, и я задумалась, почему это не объясняется. Однажды я об этом сказала в группе, и кто-то ответил: «Главное, чтобы работало!» Я понимаю, что для меня это уже не так.
Когда мне дают новые методы и инструменты, я не просто их все забираю, и говорю – теперь я крутой экзистенциальный аналитик! Сначала мне надо понять, что вообще из этого мне подходит?
На самом деле у меня есть много вопросов. Например, нам дают шаги в каком-то методе, и я задаюсь вопросом – почему они именно такие? Помню, когда мы изучали карты Майкла Уайта, он объяснял, почему именно эти карты и эти вопросы. Причем это не было обязательным, что ты должна использовать в приказном порядке.
В экзистенциальном анализе это достаточно директивно, и я задумалась, почему это не объясняется. Однажды я об этом сказала в группе, и кто-то ответил: «Главное, чтобы работало!» Я понимаю, что для меня это уже не так.
Вообще в группе я себя чувствую немножко «другой». Но меня поддерживает это чувство «другого» - я знаю, что возьму только то, что мне будет ценно и что можно наложить на нарративку, а не все подряд, даже не задумываясь, нужно ли это человеку, который ко мне придет.
Выбирая, что мне подходит, я всегда по своему внутреннему ощущению смотрю на то, насколько экспертно или не экспертно это будет по отношению к человеку, сохранится ли при этом его авторство и позиция. Это большой критерий точно. Не менее важны для меня этичность и бережность.
В экзистенциональном анализе можно давать советы и говорить о своем впечатлении - конечно, не по-житейски, а в определённой форме и с определенной целью.
Но это не то же самое, что отклик в нарративной практике. Я понимаю, что я бы это не делала точно. Хотя, может быть, это хорошо работает, раз используется, но, должно быть, мне это все-таки не подходит.
Я оцениваю вопросы, которые предлагаются вэкзистенциальном анализе, на соответствие нарративным критериям (недирективность и бережность). Если вопрос мне подходит, складываю его в свой сундучок и думаю, где могла бы использовать.
Выбирая, что мне подходит, я всегда по своему внутреннему ощущению смотрю на то, насколько экспертно или не экспертно это будет по отношению к человеку, сохранится ли при этом его авторство и позиция. Это большой критерий точно. Не менее важны для меня этичность и бережность.
В экзистенциональном анализе можно давать советы и говорить о своем впечатлении - конечно, не по-житейски, а в определённой форме и с определенной целью.
Но это не то же самое, что отклик в нарративной практике. Я понимаю, что я бы это не делала точно. Хотя, может быть, это хорошо работает, раз используется, но, должно быть, мне это все-таки не подходит.
Я оцениваю вопросы, которые предлагаются вэкзистенциальном анализе, на соответствие нарративным критериям (недирективность и бережность). Если вопрос мне подходит, складываю его в свой сундучок и думаю, где могла бы использовать.
В практике мне важно поддержать свой образ и позицию терапевта, которая мне кажется моей. Я еще в ней не до конца себя узнала, но понимаю, что близка к этому. Наверное, для меня все это настолько важно потому, что я как будто бы свой образ собираю этой избирательностью.
Я много и часто рассказываю про нарративную практику своим друзьям и сокурсникам. Мне уже даже говорят: «Мы поняли, что ты любишь этот подход!»
Но мне хочется быть не просто тем, кто работает и консультирует, но делиться с другими, чтобы, возможно, это на них повлияло (или не повлияло) - это уже зависит от их выбора. Мне интересно, как другие на это смотрят. Ведь все люди очень разные. Кто-то говорит: «Главное – работает!», а кто-то: «Правда, интересно!» Наверное, это про делиться.
В нашей группе много людей, которые только-только знакомятся с психологией, и мне хочется поделиться с ними, что бывают разные идеи, а не только те, которым нас обучают. Ведь это про выбор и свободу.
Но мне хочется быть не просто тем, кто работает и консультирует, но делиться с другими, чтобы, возможно, это на них повлияло (или не повлияло) - это уже зависит от их выбора. Мне интересно, как другие на это смотрят. Ведь все люди очень разные. Кто-то говорит: «Главное – работает!», а кто-то: «Правда, интересно!» Наверное, это про делиться.
В нашей группе много людей, которые только-только знакомятся с психологией, и мне хочется поделиться с ними, что бывают разные идеи, а не только те, которым нас обучают. Ведь это про выбор и свободу.
Поэтому я вижу себя в профессии, как некую двойственную фигуру, у которой одна половина устойчивая и консультирует, а вторая широким жестом руки знакомит человека с тем, что есть разные альтернативы и предлагает ему самому выбирать, что ему из них больше подходит. Может, он видит другие?