Нарративная мастерская
 

Нейро-нарративная терапия.
Новые возможности для эмоционально наполненных бесед

Джеффри Зиммерман
Книга Jeffrey Zimmerman «Neuro-Narrative Therapy. New possibilities for emotion-filled conversations», 1999 г. в изложении Евгении Щербининой
Джеффри Зиммерман
Директор учебного центра семейной терапии
(Bay Area Family Therapy Training Associates)
Более 30 лет работает в нарративном ключе. Одним из обширных его интересов является возможность сочетания межличностной нейробиологии и аффективной нейронауки с нарративной практикой. Эта книга – изложение идей и принципов, возникающих на этом перекрестке, и их практического применения.
Евгения Щербинина
Ведущая Нарративной мастерской
2019 году вышла книга Джеффри Зиммермана «Нейро-нарративная терапия. Новые возможности для эмоционально наполненных бесед». У меня вызывает много любопытства вариативность взглядов на телесное, эмоциональное, роль нейрознаний в терапевтическом контексте. В связи с этим я рискнула прочитать эту книгу (перевода пока нет), составить конспект мыслей и поделиться с вами, подсветив таким образом одну из граней этой обширной темы. Мне бы хотелось, чтобы эти тексты приглашали к обсуждению разных идей, критическому взгляду на опоры и позицию нарративного практика, «взрыхлению» почвы. И, конечно, буду рада совместно обсуждать и задаваться вопросами!
ПЕРВАЯ ГЛАВА ВВОДНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ.
Как встретились нейро и нарро?
1990-2000 года называют «Десятилетием мозга» из-за обширных исследований в этой теме. Появляются приставки «нейро-» и новые специфические термины.
Майкл Уайт замечал, что до 1970х годов понятие семьи как «запутанного клубка» (enmeshment) не существовало. В связи с чем возникают вопросы: для чего и кому может быть полезно введение конструктов «нейроны» и «синапсы»? Какие эффекты это за собой влечет?

Упоминание про семьи неслучайно. Большинство будущих нарративных практиков были семейными терапевтами (на заре 1980х). Влияние психоанализа задавало оптику рассмотрения семей как функциональных и нефункциональных, существовал образ «нормальной» семьи.
Немного экскурса про переход от эмоций к смыслам. Психоаналитический и психодинамический подходы, имея обширное распространение, предлагали концепцию бессознательных эмоций и процессов. Психотерапевт вставал на позицию более знающего про все это, чем клиент. Терапевт больше знал, почему клиент совершал то или иное действие.

Другим трендом, в частности, в американской психологической работе, стал бихевиоризм. Со временем мысли вышли на первый план с идеей, что именно мысли продуцируют чувства. Так, когнитивная парадигма вытеснила бихевиоризм с доминирующих позиций. Ранние работы Майкла Уайта, основанные на идеях Джерома Брунера, были сфокусированы на том, как люди осмысляют события в жизни.

Кибернетический подход предложил рассматривать окружающее нас через системы, в том числе и семью. Появляются идеи про структуру, гомеостаз и сопротивление, коммуникации внутри этой системы.

Путь развития семейной терапии, помимо прочего, примечателен тем, что проблемный фокус уходит с индивидуального на групповое и это своего рода революция.

Следующий шаг задал постструктурализм, обозначая не проблемы конкретных людей и семей, но их социальное конструирование. Реальность относительна и связана с чьей-то точкой зрения (радикальный конструктивизм). Каждая точка зрения, каждое действие должно быть рассмотрено через эффекты, которое оно приносит.

Использование метафоры нарратива и текста помогло создать милое сердцу представление о человеке в нарративной практике. Идентичность человека полиисторийна, в ней есть доминирующие и альтернативные истории. Сам человек властен создавать предпочитаемые для себя истории и описания, придавать смыслы событиям в жизни (ландшафт действий и ландшафт смыслов). В центре беседы опыт и знания человека, а не терапевта.

Человек не патологизируется, проблемы выносятся «изнутри» в социально-культурный контекст. Это относит нас к работам Мишеля Фуко и его размышлениям о власти и маргинализации. Майкл Уайт полагал, что существуют 2 типа проблем: первые исходит из усилий клиентов следовать нормативным представлениям, когда они им не подходят; вторые предполагают действие обвиняющих общественных голосов, когда клиенты выбирают следовать своим, но ненормативным, предпочтениям.

С этой точки зрения, если бы Фуко жил сейчас, возможно, он согласился бы с возникающими рисками рассматривать людей через призму научных нейрознаний. Это могло бы привести к большой власти этого знания и бедным описаниям идентичности.

Зиммерман видит разные эффекты идей постструктурализма. С одной стороны, это освобождающая от четких моделей практика, позволяющая фокусироваться не на том, как «надо», а на ценностных предпочтениях человека. С другой стороны, экстернализованные в дискурсы смыслы и значения уводят нас дальше от телесного опыта и эмоций.

В чем разница между интернализованным и экстернализованным опытом? Где в теле располагается интернализованный опыт? Запускает ли интернализованный дискурс в нашем теле базовые реакции, например, эмоции? Или, более вероятно для Зиммермана, сильный аффект приводит в движение процесс интернализации?

В конце Зиммерман задается вопросами об актуальных социальных вызовах – кто и что находятся в угнетении в «электронном» мире западной культуры? С какими проблемами встречаются новые поколения? Какое влияние имеют технологические эффекты?
ВТОРАЯ ГЛАВА
Возможности в Нейро-Нарративной Терапии
Продолжаем знакомиться с теоретической основой, теперь пара слов о межличностной нейробиологии (interpersonal neurobiology).
Наука о мозге – не терапевтическая теория, но набор идей, которые могут быть полезны для терапевтов.

Важная идея в межличностной нейробиологии –интеграция, которая включает сначала дифференциацию систем (в нашем случае речь про нейро и нарро), а потом связывание их вместе. С перспективы межличностной нейробиологии, интеграция ведет к возможности отвечать более гибко, включать возможность следовать решениям, принятым в соответствии с предпочтениями. И это то, чему мы, как нарративные практики, можем способствовать в разговорах с клиентами.

В этой главе (и дальше в книге) Зиммерман часто обращается к идеям Дэниела Сигела.
Примечание Евгении Щербининой
Дэниел Сигел (Daniel Siegel) — доктор медицинских наук, врач-нейропсихиатр, профессор Медицинской школы Дэвида Геффена при Калифорнийском университете.

Является директором «Института майндсайта» — центра обучения межличностной нейробиологии, где различные научные дисциплины изучаются в рамках единой системы с целью лучшего понимания процессов развития человека и содержания человеческого благополучия.

Его книги есть в русском переводе – «Внимательный мозг», «Майндсайт», «Сознавание» и др.
Сигел определяет мозг как открытую систему, предполагая также более широкую систему, созданную при помощи связи с «другими мозгами». На открытые системы влияет окружающая среда. Любая сложная система обладает свойством самоорганизации, возникающим при взаимодействии элементов системы. Изменение происходит за счет увеличения интеграции через дифференциацию разных частей, а потом соединения их вместе. И тогда у системы появляется больше возможностей адаптироваться к новым условиям. Важно давать место изменениям и росту гибкости, но при этом необходимо поддерживать определенную стабильность, иначе изменения могут становиться хаотичными. В этом случае интеграция не произошла должным образом.

Другой важный аспект в понимании нейробиологии – идея о трех частях мозга.
Тройственный (триединый) мозг: рептильный (мозжечок), млекопитающий/лимбический и неокортекс.

  • Рептильный мозг появился около 300 млн лет назад, отвечает за инстинктивные реакции, которые помогают нам выживать и удовлетворять витальные потребности (биение сердца, дыхание, температура тела…).
  • Лимбический мозг эволюционировал около 200 млн лет назад, помогает нам оценивать безопасность через амигдалу (оно же миндалевидное тело). Благодаря этому мозгу мы можем реагировать не только инстинктивно, но более сложными и гибкими путями.
  • Неокортекс окончательно оформился 100 тыс. лет назад, обеспечивает комплексное мышление и двигательную активность (речь и язык, например). Постепенно усложнялись способы и возможности взаимодействия – например, опознавание эмоций.
Одно из самых известных положений в науке о мозге (Donald Hebb) – нейроны, которые вместе включаются, вместе и проводят сигнал (neurons that fire together, wire together). Если нейроны хоть раз соединились через синапсы, они так и продолжают работать, формируя наше поведение, настроение и состояние.

Сети и сигналы нейронов образуют карты нейронных связей. Кластеры нейронов складываются в паттерн, который символизирует нейронную репрезентацию разных вещей. Эти карты формируют то, как мы будем воспринимать схожие явления в будущем. И отсюда идет, что нам кажется, что то, как мы воспринимаем и понимаем мир – истина.

С другой стороны, эти карты могут постоянно изменяться, и мы можем переконструировать наш ментальный опыт.
Добавим в этот котел нарратив
Когда мы рассказываем истории друг другу, мы через отношения придаем значение тому, что мы думаем и чувствуем. Наши рассказы могут меняться в зависимости от того, кому и при каких условиях мы рассказываем историю. И даже то, как мы учимся складывать слова вместе и формировать историю, идет из наших ранних опытов отношений.

А что же с мозгом в это время происходит? Сигел полагал, что нарративы требуют системы обработки обоих полушарий. Левое полушарие формирует причинно-следственные связи (ландшафт действий), а правое коллекционирует чувства, желания, надежды и веру (ландшафт идентичности). И когда в связи с нарушениями мозга правое полушарие не взаимодействует с левым, то истории становятся более поверхностными и не связанными с аффективными проявлениями. Без включения правого полушария левое становится более искусным в «корыстных рационализациях». Опыт, происходящий в правом полушарии, определяет нарративы, которые в итоге будут разворачиваться в левом. Насыщение этого опыта – например, расспрашивание про запахи, цвета - возвращает в памяти эмоционально окрашенные воспоминания, которые могут запускать новые нарративы. И вот вопрос – могут ли уникальные эпизоды, когда они соединяются с эмоциональным возбуждением, перенаправлять внимание от проблемы на себя?

В нарративной терапии альтернативные истории развиваются за счет эмоционально наполненных описаний и открытия доступа к воспоминанию других материалов из жизни.
Снова слово Сигелу
Взаимодействие родителей и детей происходит в билатеральном резонансе – левые полушария взаимодействуют вербально, а правые регистрируют невербальную коммуникацию, «совместно разделенные эмоции», которые Alan Sroufe назвал фабрикой социальных отношений. Когда аффект проявляется и регулируется в безопасных отношениях, появляется новое связное повествование, которое больше связано с настоящим, чем с прошлым.
Итого: нарративная функция в мозге – придание смысла опыту, но важно, чтобы этот процесс шел при помощи обоих полушарий. Добавление эмоциональной составной делает это дело более аффективным и эффективным.
Собственно, к вопросу о возможностях в нейро-нарративной терапии.
1. Важность аффекта
Эмоции относятся к проводным системам в нашем мозге. Аффект – внешнее отражение этих эмоций. Чувства относятся к нашему субъективному опыту. Есть идея, что нарративная практика игнорирует эмоции, не уделяет им должное внимание, но это ошибочно! Если посмотреть на работу Майкла Уайта, можно увидеть, как он подмечает разные эмоциональные проявления у собеседника и себя. Ошибка может закрасться в том, что в то время был революционный шаг отказа от интерпретации бессознательных мотивов и потребностей человека. Важно было поместить в центр язык и опыт клиента. Но это не значит избавиться от эмоций клиента.

Еще одно следствие приверженности знанию и возможного избегания эмоций в том, что мы часто принимаем от клиентов логические или риторические ответы, но без эмбодимента. Без эмбодимента мы не можем пересочинить историю болезненного или травматичного опыта. Будет новая логичная интеллектуальная история, но эмоции от проблемной истории будут пересиливать. Будет казаться, что все еще реальна та история, потому что, с точки зрения нейро-перспективы, так и есть. И если не обращать внимание на эмоциональную составную, клиент будет плавать в риторических облаках, а не проживать эмоционально наполненную жизнь.

С целью убедиться, что эмоции интегрированы в практику нарративной терапии, Зиммерман предлагает смотреть на:

  1. Семь эмоциональных систем в мозге в их критическую роль в нашем функционировании;
  2. Использование моментов в опыте как важный аспект процесса интервьюирования;
  3. Критическую роль аффекта в интернализующем дискурсе и в процессе деконструкции его эффектов.
2. Тело/майндфулнесс
Зиммерман описывает свой опыт практик медитации, почерпнутых в книге Сигела «The Mindful Therapist». Эти практики не поменяли мозг, но помогли разуму работать по-другому. Что же поменялось? Отношение к другим и к себе стало более добрым. Отношения с другими стали более децентрированными - Зиммерман стал больше отделять опыт других от своего. Уровень стресса в целом понизился, его стало легче заметить и что-то сделать.

Медитация - своего рода глобальная экстернализация того, что происходит в разуме. В процессе медитации можно увидеть вещи отдельно друг от друга. Это отделение дает возможность выбрать позицию, а не немедленно реагировать. Так еще становятся видны дискурсы, которые на нас влияют, предпочитаемые выборы становятся более заметными. Теперь, считает Зимерман, не предлагать медитацию клиентам не этично! Это заявление спорное, и Зиммерман это отмечает – ведь это приглашает занять более центрированную позицию.
    3. Коммуникации правых полушарий как ресурс в терапевтических отношениях
    Мы посылаем друг другу и принимаем разные сигналы. Через системы зеркальных нейронов мы определяем и можем предсказать интенции других. Но скорость этой регистрации сигналов настолько высока, что остается неосознаваемой. Это коммуникации наших правых полушарий друг с другом, и это доминирующий процесс (60% информации - невербальные). Зиммерман приглашает к тому, чтобы уделять этим процессам и информации большее внимание. И это важно с точки зрения нарративной терапии, предполагающей, что идентичность человека конструируется в отношениях с другими людьми. Отношения между терапевтом и клиентом, информация (вербальная и невербальная), которой они обмениваются, могут быть очень полезными и важными.
      4. Неосознаваемые влияния
      Весь опыт кодируется. Это касается и опыта, включающего проблему, и опыта, свободного от нее. Какое влияние это все имеет – хороший вопрос. Память сохраняет влияние неявных аффектов. Мозг не делает различий между внутренними и внешними угрозами. То есть, переживать и справляться со сложными переживаниями прошлого для мозга то же самое, как если бы мы сейчас убегали от собаки. Оставаясь неявными, эти стрессовые аффекты могут иметь большое влияние на предопределение процесса конструирования альтернативных историй.
        ТРЕТЬЯ ГЛАВА
        Важность аффекта в нарративной терапии
        Обратимся к теории эмоциональных систем Яка Панксеппа, как эти идеи могут влиять на нашу работу. Во второй части представлены вопросы Зиммермана к проблемной истории и уникальным эпизодам с фокусом на аффект.
        Нарративная терапия использует экстернализующий язык, приглашая отделять идентичность человека от проблемы. Экстернализация задает гибкость исследования влияния проблемы с целью высвечивания эффектов, последствий и областей сопротивления – моментов, сфер жизни, где проблема не имеет своего влияния или имеет меньше возможностей.
        Эти моменты называются уникальными эпизодами.

        Расспрашивание человека об уникальных эпизодах в том же ключе, что и о проблеме (влияние, оценка эффектов) позволяет сделать более видимым ценностную систему человека. Нарративные терапевты давно интересовались пониманием событий как примера сопротивления.

        Мишель Фуко предполагал, что всегда есть сопротивление доминирующим культурным представлениям. Важная часть подкрепления новых историй – практики восстановления участия. «Кто меньше всего удивился бы, увидев, что ты предпринимаешь такие шаги?» Такой способ мышления об отношениях соотносится с идеями межличностной нейробиологии.

        Зиммерман свел в таблицу карту определения позиции по отношению к проблеме и развитию предпочитаемой истории.
        Проблема
        Экстернализация проблем

        Эффекты

        Деконструкция

        Оценка

        Обоснование

        Простраивание опор (дистанцирование дальше и дальше от проблемы)

        «Коллапс» (если проблема будет продолжать так же влиять, что произойдет, например, через 6 месяцев?)
        Развитие предпочитаемой истории
        Уникальные эпизоды

        Эффекты

        Сопротивление предписаниям

        Оценка

        Обоснование – с прошлыми отношениями

        Насыщение новой истории


        Будущее (какие возможности открываются в связи с этой историей, что произойдет через 6 месяцев?)
        Зиммерман снова обращается к возможному ложному представлению о нарративной практике – учась на «Картах Нарративной Практики», можно сложить для себя исключительно когнитивную картинку, пропустив «дух» работы. С перспективы науки о мозге это выглядит, как будто наши левые полушария общаются, а что происходит с правыми – остается не в фокусе внимания.
        Зиммерман обращается к теории эмоциональных систем.
        Як Панксепп (Jaak Panksepp) предположил, что наш мозг – аффективный орган с большим разнообразием состояний чувств, которые направляют жизнедеятельность. Эмоции – путь получения жизненно необходимой информации и энергии.

        С биологической точки зрения, повреждение лимбической системы мозга более разрушительно, чем когнитивные-неокортикальные зоны.
        Как работают эмоциональные системы?
        Базовые эмоции пробуждаются из подкорковых областей через активацию нейрохимических схем. Внешний стимул ведет к оценке, которая запускает базовые реакции организма - физическое возбуждение, которое подсказывает эмоциональный опыт. Эти эмоциональные системы оценивают, до какой степени были достигнуты цели в окружающем нас пространстве. Нас фокусируют эмоции, а не мысли. Базовые эмоциональные телесные опыты предшествуют и формируют эмоциональные отклики. Осознаем мы эмоции или нет, но они влияют на нас. Развитие осознанности к тому, что происходит внутри нас, будет помогать легче обходиться со сложными чувствами. Экстернализация, как часть терапии или как практика медитации, помогает отделить, управлять и регулировать негативные эмоции. «To name it is to tame it» - назвать значит приручить.
        Какие существуют эмоциональные системы?
        По Яку Панксеппу, их семь:
        1. ПАНИКА/ГОРЕ
        Локализована в той же области мозга, что и боль. Отказ чувствуется почти так же, как и физическая боль. Эта система изучалась у младенцев при временном разлучении их с матерью. Наблюдались плач, потеря аппетита и сна, физическая боль. Когда мы с кем-то общаемся, в мозге высвобождаются эндогенные опиоиды. С другой стороны, потеря близкого ведет к потере натуральных опиоидов. Если социального окружения недостаточно, человек может прибегать к другим способам заполучить опиоиды – например, через разные зависимости. А зависимости, в свою очередь, могут приводить к еще большей изоляции.
        2. ЗАБОТА
        Здесь проводится связь с сексуальностью. При сексуальном контакте высвобождается окситоцин, что приводит к большей близости. Животные любят проводить больше времени с теми, с кем у них в мозге повышается уровень окситоцина и опиоидной активности. Это семья и друзья, а не незнакомцы.
        3. ПОИСК
        Эта система генерирует мотивацию для исследований. Взаимодействие с миром и поиск необходимых ресурсов. Любопытство подогревает эту систему. В нарративных беседах, если присутствует любопытство с обеих сторон, то легче искать ответы на проблемы.
        4. ЯРОСТЬ
        Защита себя и своих ресурсов, на физиологическом уровне проявляется через уровень тестостерона. В социальных формах может проявляться в виде конкуренции – хорошие оценки, престижная работа, успешность. Увеличение тестостерона может повлиять в будущем на ассертивное поведение.
        5. ИГРА
        Помогает изучать социальный мир, пробовать разные способы взаимодействия. Зиммерман задается болезненным вопросом, касающимся образовательной системы: какие эффекты на детей может оказывает необходимость следовать четким школьным требованиям, в то время как их игровая система все еще очень активна?
        6. ПОХОТЬ
        Про стремление размножаться и продлевать жизнь в потомстве. Интересно посмотреть, как могут взаимодействовать разные системы – например, когда поисковая система поощряет стремление к сексу, а система ярости блокирует его в связи с возможными проблемами в парных отношениях. В культурах, где женские права возросли, женское поведение из системы похоти стало схожим с мужским. Под влиянием культуры создаются новые паттерны поведения – например, тенденция иметь много, но краткосрочных партнеров.
        7. СТРАХ
        У каждого из нас свои стимулы, на которые включается эта система (темнота, пауки, незнакомцы…). Когда эта система активируется, часто приходит желание избежать волнующей ситуации. Вдобавок мозг не видит разницы между реальной опасностью и представляемой. Система страха может подавлять и другие системы. Классический пример – СТРАХ может создавать дискомфорт при поиске желаемого, мешать выражать гнев или принимать заботу. Активация системы страха очень быстрая – негативный аффект более интенсивный, чем когнитивный или позитивный. Если наши беседы не будут активировать напрямую эмоциональные системы, то потребуется гораздо больше времени терапии, чтобы начать влиять на эмоциональные ответы, которые потом будут влиять на поведение.
        Какие заключения здесь делает Зиммерман:
        • Эмоциональные процессы обеспечивают витальные натуральные ценности, и эти ценности возникают из телесных и нейронных процессов
        • Наша эмоциональная система работает независимо от сознания и таким образом включает имплицитное научение
        • Опыт формируется с помощью подкорковых аффективных реакций и значений, посылаемых корой, которые находятся под влиянием доминирующих культурных дискурсов
        • Проблемы поддерживаются негативными аффектами и теми заключениями/значениями, которые были поощрены
        • Проблемы локализованы и в эмоциональных системах в теле, и в дискурсах, а не только в наших идентичностях
        В нарративной практике мы обсуждаем смысл, придаваемый событиям. С точки зрения Зиммермана, тон (хорошо или плохо) этих значений идет от базовых телесных ответов. У нас появляется чувство, и затем, исходя из него, мы создаем историю, а не наоборот. Эта точка зрения противоположна той, что именно истории отбирают и интерпретируют опыт.

        Исходя из такой логики, Зиммерман предлагает обращаться к МОМЕНТАМ – аффективно наполненный жизненный опыт, событие. Задача – перепрожить эти ощущения, наполнить текущий разговор эмоциями, ощущениями в теле, тогда разговор не будет плоским и бедным. Зиммерман различает перепроживание и просто отчет, отвлеченное описание о проблеме. Аффект должен быть сначала интернализован, прежде чем быть экстернализованным. «Интернализован» значит, что человек осознает аффективный опыт, представленный в теле. Человек подробно описывает, что происходило в тот момент, что было вокруг, во что был одет человек и т.д. Как будто это происходит сейчас. Если этого не сделать, то экстернализация может не достигнуть желаемого эффекта помощи в замечании проблемы и выстраивании позиции против нее.

        С точки зрения перспективы межличностной нейробиологии, могут быть ситуации, когда разум защищает мозг от токсичной перегрузки и дезинтегрирует связь правого полушария и левого; связь тела и головы; связи, которые сопровождают сознательную обработку опыта. С этими проблемами требуется дополнительная работа, чтобы вызвать тот эффект, который мы пытаемся связать с экстернализованными описаниями.
        Пример из практики Майкла Уайта:

        - Я испытываю грусть.

        - Где это в твоем теле? Здесь или здесь? Или где?

        - Здесь (выбирает сердце)

        - На что это похоже, что ты чувствуешь грусть в своем сердце?

        - Я чувствую одиночество.
        Такое плотное соприкосновение с проблемным может быть непростым. Зиммерман оставляет возможность сделать паузу, признать приложенные усилия. Слушание таких МОМЕНТОВ такое же, как и слушание других историй – оно включает «двойное слушание», вопросы о действиях в ответ, как человек обходится с проблемой. Терапевт сверяется с человеком, как идет процесс, замечает возникающие перемены в состоянии, реагирует на них. Важно, чтобы вопросы приглашали к соприкосновению с ощущениями, а ответы не были «риторическими».
        Примеры вопросов к проблемному МОМЕНТУ клиента:
        (основаны на карте определения позиции и фокусе на аффекте)


        1. Не могли бы вы провести меня через тот момент, когда это произошло крайний раз?

        2. Когда вы ощущали проблему, каковы были эффекты?

        3. Какие прошлые эмоциональные опыты ощущаются схожим образом с тем, что пришло в проблемный МОМЕНТ?

        4. Какие (культурные) факторы поддерживают власть проблемы?

        5. Какие способы действия проблемы вы испытываете сейчас?

        6. Какие ваши личные ценности, надежды или мечты находятся под влиянием проблемы?

        7. Можете ли вы представить МОМЕНТ, опыт в будущем, который может случиться, если ваши отношения с проблемой останутся неизменными? Опишите мне, как это представляется.

        8. Что происходит в вашем теле прямо сейчас? Можете ли вы мне сказать (или показать), где в своем теле вы ощущаете проблему?

        9. Когда вы замечали, что происходит в вашем теле в связи с воздействием проблемы, ощущали ли вы прилив энергии или, возможно, что энергия истощается?
        Помимо проблемных моментов, конечно, важно обсуждать уникальные эпизоды. Здесь Зиммерман так же чуть-чуть разводит понятия – не просто уникальный эпизод, а МОМЕНТ уникального эпизода (наполненный эмоциями и деталями). Разворачивание МУЭ – момента уникального эпизода – создает контекст, в котором человек пересматривает свой опыт, соединяя позитивные аффекты с усилиями. Вхождение в МУЭ означает вход в другое состояние мозга, отличное от того, которое поддерживает проблему. Поэтому в процессе мозг может сопротивляться и откатываться назад, в проблемное. Медленное постепенное движение, с заботой и дыханием, через МУЭ поможет отодвигать границы проблемы, укреплять новую историю. Иногда терапевты концентрируются только на здесь-и-сейчас как МУЭ, предлагая свои заботу и поддержку. Порой более подходящим вариантом будет начать с предпочитаемого, надежд и мечтаний, чтобы с этого берега стало возможно соприкасаться с проблемным. Чтобы была надежда и опора, Зиммерман еще прибегает к резюмированию, отдельно Старой истории (проблемной) и Новой истории (предпочтения человека).
        Примеры вопросов к МОМЕНТАМ уникальных эпизодов:
        (также основаны на карте определения позиции)


        1. Когда были другие времена, возможно, в прошлом, когда вы чувствовали что-то похожее на то, что вы чувствуете сейчас?

        2. Когда вы представляете себе эти времена предпочитаемых способов действий, можете ли вы подумать над названием или образом этого нового направления? Давайте возьмем дыхание вместе и рассмотрим то, что вы сейчас назвали. Это название/образ возрождают те образы, те времена?

        3. Ре-мемберинг: Кто меньше всего бы удивился, узнав, что у вас есть такие предпочтения? Давайте вспомним МОМЕНТ с этим человеком.

        4. Каковы эффекты … (вставить нужную ценность)?
        Что эти эффекты заставляют вас думать или чувствовать о … (проблеме) и … (ценности)? Какая реализация … (ценности) подойдет лучше для вас и вашей жизни?

        5. Вопросы, которые разветвляют и проблемную, и альтернативную истории.
        Как … (ценность) поменяла ваши реакции на эту ситуацию и насколько это отличается от того, как … (проблема) заставляла вас реагировать на схожие ситуации?

        6. Вопросы в будущее и прошлое: Если вы придете на следующей неделе, а проблема снова пришла, какими историями вы со мной поделитесь, чтобы заметить эту перемену? А если мы заглянем, скажем, на шесть месяцев или год вперед от сегодняшнего момента?

        7. Что происходит в вашем теле прямо сейчас?

        8. Когда вы начинали чувствовать или приток энергии, или ее уход из вашего тела, как вам удалось удержать себя и реагировать в предпочитаемой форме? Что привело к этому? Как бы вы назвали состояние своего тела, когда … (ценность) была представлена? Как бы вы сравнили это с тем, что вы испытывали, когда … (проблема) держала вас?
        Итого, «формулы»:

        1. Аффективно-наполненные проблемные воспоминания экстернализованы и названы + история = Управление проблемой

        2. Аффективно-наполненные воспоминания об уникальных эпизодах переосмыслены + история = Новая история
        ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА
        Телесные практики/практики майндфулнесс в нарративной терапии
        В этой части речь пойдет о внимании к телу и телесным проявлениям в беседах о проблемах и предпочитаемых состояниях. Какие вопросы могут фокусировать рассказчика на ощущениях в теле? Что это дает? Причем здесь мозг и что такое нейропластичность? А так же о том, для чего могут быть полезны практики осознанности.
        Эмоции в первую очередь ощущаются в теле. Для того, чтобы не утонуть в словах, Зиммерман берет паузу в разговоре и просит собеседника подышать, дышит вместе с ним. Эта идея идет из опыта осознанных медитаций, которые успокаивают разум и создают пространство для процессов «снизу вверх» - от ощущений к осмыслению. Обратный путь, «сверху вниз» - разум проводит фильтрованную интерпретацию того, что произошло. Переходить к ощущениям часто помогает воображение, образы. Проблема и сам человек представляются как взаимодействующие образы. Так же образно может приходить и решение, помогающее справляться с проблемой.















        Вспомним снова Дэниеля Сигела: «разум – это втелесненный и отношенческий процесс, который регулирует поток энергии и информации». Межличностная нейробиология рассматривает отношения как средство, через которое развиваются наши способы видеть мир. Лев Выготский предлагал аналогичную идею, что разум формируется в социальном опыте. Сигел сводит это к метафоре треугольника, включающего разум (mind), мозг (brain) и отношения (relationships). Разум, «питаемый» мозгом, создается в опыте и отношениях. По мере своего развития разум формирует и регулирует наш последующий опыт, индивидуальный и отношенческий. На разум можно смотреть с двух сторон: как на социальную функцию (Лев Выготский, Грегори Бейтсон, Джером Брунер) и как на нейронную функцию.

        • Лев Выготский
        • Грегори Бейтсон
        • Джером Брунер
        Потоки энергии в мозге соединяются с поступающей информацией и образуют паттерны ответов, реакций, мыслей и чувств, которые впоследствии с определенной долей вероятности будут реализовываться. Как будто протаптываются дорожки на базе прошлого опыта, как нужно реагировать в будущем на разные ситуации. И может создаваться ощущение, что в такой-то ситуации нужно реагировать только так, а не иначе. Важно помнить, что поступающая информация извне и наше заключение о ней – не одно и то же.
        Нейропластичность
        Это возможность мозга менять структуру ответов на поступающую информацию. Пропорционально практикам и повторениям какого-то опыта прирастает миелиновая оболочка на нервных клетках. Опыт меняет мозг, особенно в контексте отношений (терапевтических, в том числе!), потому что этот тип опыта приводит мозг в состояние высокой бдительности.
        Практики сфокусированного внимания помогают генерировать новую информацию. С этой точки зрения, Зиммерман выделяет практики медитации и осознанности как возможность уйти от реактивных суждений и ожиданий. Тоже своего рода экстернализация – внести расстояние между собой и мыслями/переживаниями/проблемами, обращать внимание на разные части и не застревать на чем-то одном.

        Медитации полезны и для терапевтов, чтобы стать более созвучными с тем богатством, которым делится клиент, и задавать вопросы, позволяющие клиенту более глубоко соприкасаться с эмоциональными опытами, о которых он говорит. Для такого соприкосновения Зиммерман предлагает в процессе беседы делать остановки, дышать - чтобы чувствовать, что сейчас происходит в теле, а не абстрактно и отстраненно говорить об этом.

        Нечувствование – возможность нашего организма предохранить себя от эмоциональной перегрузки, избежать переживаний и мыслей. И это как сделка с дьяволом: «Ты не будешь чувствовать боль, но взамен пожертвуешь свои цели в жизни». Поддерживающие отношения, постепенное соприкосновение с чувствами и вообще замечание своего состояния помогает влиять и регулировать происходящее.

        Зиммерман предлагает некоторые ВОПРОСЫ ДЛЯ ИССЛЕДОВАНИЯ ПРОБЛЕМЫ с большей ориентацией на аффективную составляющую:

        1. Что происходит, когда ты сейчас думаешь об этом?

        2. Что происходит в твоем теле, когда ты представил этот образ? Где в первую очередь? Как это можно назвать? (способ локализовать проблему конкретно)

        3. Какой образ приходит, когда ты чувствуешь ...? (например, напряжение, неуверенность в себе)

        4. Что ты думаешь о том, что это происходит с тобой? (принять позицию по отношению к проблеме)

        5. Можешь ли ты подпустить «проблему» ближе? (взаимодействие с проблемой)

        6. Что значит для тебя то, что ты сейчас проделал вместе со мной? (в конце сессии)
        Эти вопросы и размышления исходят из идеи, что тела содержат физические проявления проблем как прошлого, так и настоящего, и могут давать информацию клиентам и терапевтам.
        Другой пул вопросов от Pat Ogden, рассматривающей
        ответы тела как призывы к действию:

        1. Что это ощущение в твоем теле хочет, чтобы ты делал? Какие заключения оно поощряет?

        2. Если бы напряжение могло говорить, что бы оно могло сказать тебе?

        3. Почему ты не спрашиваешь свое тело, как напряжение хочет,
        чтобы оно двигалось?

        4. Какие образы приходят, когда ты представляешь это?

        Тело можно поддерживать через тело. Если какая-то часть болит, другая часть может помогать. Частая практика – положить одну руку на грудь, другую на живот. Можно делать «объятия бабочки»: правую руку положить на левое плечо, левую руку – на правое плечо, и попеременно хлопать.
        ВОПРОСЫ, которые могут помогать быть осознанным в терапевтическом процессе:

        • Куда я смотрю? В свою голову – то есть думаю о том, куда нужно двинуться или о вопросах, какие нужно задать? Или на клиента – что происходит с ним сейчас?
        • Потерялся ли я в своих словах или словах клиента? Есть ли рефлексивное пространство между вопросами, моими и клиента?
        ПЯТАЯ ГЛАВА
        Коммуникация правых полушарий в нарративной терапии
        Все больше «нейро», но не меньше «нарра»! В пятой главе обратимся к влиятельности невербальной коммуникации в процессе беседы, каким образом мы будто интуитивно понимаем друг друга и в чем здесь сложности. Как классическое разделение полушарий мозга по их функционалу поможет нам сочинять предпочитаемые истории?




        Префронтальная кора связывает наше собственное нервное возбуждение с деятельностью других нервных систем - процесс начинается с ощущений того, что происходит между нами и другими. Такая невербальная коммуникация порождает закономерные вопросы: что позволяет замечать сигналы? Переживать свои и чужие чувства? Придавать им смысл? «Знать» что-то про это? Какая часть из этих эмоциональных процессов между людьми играет роль в создании новых нарративов?
        Jim Wilder (нейротеолог — занимается объединением нейронаук и религиозных представлений) так определял взаимодействие правых полушарий: коммуникация правых полушарий происходит, когда правое полушарие отправителя помещает аутентичную эмоциональную информацию на левую сторону лица. Это выражение воспринимается левой стороной сетчатки обоих глаз у наблюдателя и направляется непосредственно в правое полушарие наблюдателя. Этот процесс быстро переворачивается, и правое полушарие наблюдателя становится отправителем, посылая информацию на левую сторону лица и т.д. Такие циклы могут проходить ежесекундно. Мозги начинают синхронизироваться в их мозговой химии и эмоциональных состояниях.
        Зиммерман обращается к теории зеркальных нейронов – нейроны, которые могут возбуждаться не только при выполнении действия, но и при наблюдении за действием. Такие процессы помогают нам «понимать» намерения другого человека и действовать в ответ. Мы не только интерпретируем намерение и цель, но и чувства другого (эмпатия). Мы верим, что понимаем внутреннее состояние другого и модифицируем свое поведение, исходя из этих представлений. Но эти наши интерпретации находятся под влиянием нашего эмоционального состояния. Мы думаем, что чувствуем другого, но чаще всего мы чувствуем наш эмоциональный ответ. С этой точки зрения, эмоции влияют на знания, навыки, поведенческие ответы и интерпретации, которые мы приписываем (или не приписываем) ситуации.

        Зиммерман проводит различия между функционированием правого и левого полушарий.
        Правое полушарие развивается рано в утробе, быстро реагирует, активируется образами и историями (не риторикой или информацией), является в общем медиатором эмоциональных аспектов нашей жизни. В правом полушарии располагается автобиографическая память, соединены репрезентации эмоциональных состояний с происходившими событиями. Создается общая картина мира, вещи видятся в контексте и есть тенденция к созданию матрицы альтернатив — вещи попадают в фокус в целом.
        Левое полушарие развивается позднее, медленнее реагирует, активируется текстом, это область интерпретаций и генерирования заключений. Если прибегнуть к нарративной метафоре, можно сказать, что здесь расположен ландшафт действий - рутинные детали собираются вместе, чтобы помочь двигаться вперед. При помощи левого полушария мы рассматриваем вещи одну за другой, по частям и категориям. Опасность может заключаться в том, что какая-то информация может теряться или оставаться незамеченной. Вследствие этого могут создаваться узкие рамки восприятия и ригидность действий.
        К чему такое разделение? Зиммерман проводит параллель с терапевтическим контекстом — когда мы уделяем внимание только логичной и рациональной стороне беседы (что часто считается как бы правильным: надо мыслить рационально!), то могут теряться важные детали индивидуальной истории. Человек может быть захвачен проблемой и не иметь пространства увидеть другой контекст, уникальные эпизоды. Терапии, которая хочет как-то изменить эту диспозицию, следует больше активировать правое полушарие и придавать больше осознанного внимания к внутренней жизни, эмоциям и соединению с другими. Активация правого полушария, а вместе с ним и синтез информации от обоих полушарий, происходит за счет аффективного опыта.

        Ключик к аффективному опыту — та самая невербальная коммуникация, о которой было упомянуто вначале. В беседе двух людей имеют место быть два процесса - то, что мы говорим, и то, что происходит между нашими лимбическими системами. Вегетативная нервная система реагирует на перцептивные стимулы, которые не входят в сознание, и запускает ответы цнс. Перцептивные стимулы – это выражение лица, голос, жесты, позы, динамика интонаций, запахи. Эти реакции проходят быстрее, чем когнитивное взаимодействие. Создается «межперсональное море», в котором люди делятся друг с другом версиями своих идентичностей (и клиент, и терапевт). Резкая смена темы или изменения состояния может быть сигналом, что что-то происходит. Важно сверяться с собеседником о взаимодействии: «Каково это для тебя – говорить сейчас об этом со мной?»

        ШЕСТАЯ ГЛАВА
        Неосознаваемые влияния в нарративной терапии
        Последняя глава освещает особенности работы памяти - что остается вне нашего внимания, но может влиять и запускать разные ответы. Что такое переобъединение памяти, как менять привычные способы поведения на новые и более подходящие. Обратимся к теории привязанности как биологическому процессу развития регуляции для понимания, как особенности возбуждения нервной системы влияют на отношения с людьми.

        Концепция уникальных эпизодов – предположение, что у людей потенциально есть доступ к нерассказанному (не превращенному в историю) опыту. От уникальных эпизодов, соответственно, дальше движение может идти в подсвечивание альтернативных историй и идентичностей. Зиммерман закладывает в название главы игру слов, отделяя unconscious (бессознательное) и nonconscious – еще не познанное нами.

        Память - это то, как прошлое влияет на процесс в будущем - нейронный путь с большим влиянием (Сигел). Чем больше было какого-то опыта, тем выше вероятность, что память будет активизироваться и влиять, в том числе на нейронном уровне.

        Типы памяти
        Рабочая память – то, что нам нужно, чтобы принять решение в данный момент.

        Имплицитная память: аспекты опыта, которые кодируются без внимания и осознанности – поведение, эмоциональные реакции, восприятие, ощущения тела. Имплицитная память, эмоциональная, сосредоточена в амигдале и начинается от рождения. Это как раз то, что nonconscious – то, что происходит без нашего внимания. Эти воспоминания могут становиться моделями для поведения и разных реакций.

        Эксплицитная память начинает развиваться с 1,5 до 5 лет (гиппокамп). Есть два вида: фактическая (левое полушарие) и эпизодическая или автобиографическая (правое полушарие). Эксплицитная память нужна, чтобы собирать все кусочки (в том числе имплицитную память) в единую историю.

        Эксплицитная и имплицитная память интегрируются в гиппокампе, обеспечивая ощущение контекста.

        Во время травматических событий (по Сигелу) наш разум посылает нейронный проход энергии и информации от подкорковых уровней до префронтальной коры, отвлекая наше внимание от того, что происходит, и снижая боль и сопутствующий токсичный химический перегруз в мозге. Эффект не так откладывается на эксплицитном уровне (сложно описать словами), но больше располагается в имплицитной памяти где-то в теле, без контекста. Мы имеем дело с двумя потоками осознанности: нарративный поток, где формируются концепты истории, и необработанные эмоции, как будто мы их сейчас испытываем – имплицитная реактивация памяти. Элементы имплицитной памяти не интегрированы с фактическими или автобиографическими аспектами эксплицитной памяти.

        Что же делать с имплицитной памятью? Как обходиться с необработанными элементами? Зиммерман отсылается к двум подходам – EMDR (Eye Movement Desensitization and Reprocessing) и MRT (Memory Reconsolidation Therapy). Разные подходы, но видение работы схожее – переработка эмоционально нагруженных моментов и переобъединение памяти.
        Основатель MRT, Bruce Ecker, предполагает, что любое научение, которое произошло вместе с сильными эмоциями, запирается в подкорковые имплицитные схемы памяти через специальные синапсы. До 1990х считалось, что это «запирание» перманентно. Но исследования показали, что переработка возможна. Когда такое происходит, новое знание/научение должно заменить старое вместе с представлениями об идентичности. Работа MRT заключается в том, чтобы вывести в область осознания и эмоциональную часть опыта, и специфические элементы, которые вместе с ним идут в ассоциациях (представление об идентичности или придаваемый опыту смысл). А из области осознавания появляется возможность активного влияния и изменения.
        3 шага в трансформационном процессе
        1. Активировать память.
        Говорим о проблеме в насыщенном эмоциями контексте. Вместе с эмоциями и ощущениями появляются разные выводы и умозаключения. Эти выводы могут быть уже обсуждены или быть очевидными, но важно, чтобы это была не риторика, а эмоционально прочувствованное состояние. Выявляется построенная ментальная модель, используемая мозгом, чтобы предсказать мир для выживания.
        2. Разблокировать память с помощью несоответствий.
        Несоответствия – это уникальные эпизоды; опыт, выходящий за рамки привычного. Состояние становится более гибким и память может допустить новое знание.
        3. Сверка с новым знанием.
        Согласно Брюсу Экеру, новое знание должно включать в себя не только концептуальную часть, но и эмоциональный опыт. Соседство старого и нового становится ключиком к открыванию специальных синапсов. Необходимо три повторения такого соседства, чтобы закрепить.
        Откуда вообще у человека появляется опыт регулирования своего состояния? Нейробиологи верят, что это происходит во взаимодействии малыша и родителя (того, кто заботится) – ребенок сигнализирует о своих потребностях, а взрослый получает эти сигналы и регулирует эмоции через настройку и отзывчивость к эмоциональному состоянию другого. За счет этих практик у ребенка развивается межполушарная передача информации. Если эта система ребенка со взрослым работает не отлаженно, то возникают разные паттерны возбуждения и торможения симпатической и парасимпатической нервных систем.
        Здесь Зиммерман обращается к идее о вариантах привязанности как о биологическом процессе развития регуляции.

        Надежная привязанность коррелирует с гибким использованием симпатической и парасимпатической нервных систем, сохраняется рабочий баланс между правым и левым полушариями.

        Тревожно-амбивалентная привязанность коррелирует с перевозбуждением симпатической нервной системы и повышенным стимулом к связи. Правое полушарие создает большой поток эмоций и воспоминаний, левое полушарие меньше включено. Ответы взрослого непоследовательные и назойливые.

        Избегающий тип привязанности – дезактивирующий эффект и чрезмерная опора на парасимпатическую нервную систему. Люди с такой привязанностью знают, что им нужен контакт, но у них нет ожидания его получить (взрослый не отвечал на сигналы ребенка). Они больше ориентированы на оперирование левым полушарием, меньше в контакте с эмоциями, не чувствуют своего тела и потребностей.

        Дезорганизующая привязанность – сначала перевозбуждение (симпатическая нервная система), потом торможение (парасимпатическая нервная система), часто это эффекты развивающейся травмы. Включается избегающее поведение, направленное на и от взрослых, которые, как правило, боятся или пугают.

        Зиммерман обращается к такой схеме не для того, чтобы категоризировать людей, но чтобы иметь опору в понимании, как много стресса было испытано человеком в детстве и какое влияние это имеет на нынешние отношения с людьми. Стресс от неудобных чувств запускает разные возбуждения и заставляет людей действовать по отношению к другим в предсказуемой манере; помощь людям предвидеть эти ответы может помочь им контролировать это возбуждение. Цель – принести этот эффект в комнату и переиспытать этот опыт с терапевтом.

        Нарративная рамка клиента расширяется за счет межличностного опыта.
        Терапия = новый эмоциональный опыт в контексте отношений.