Нарративная мастерская
 

Когда мы теряем того, кого любим…

Развитие нарративной практики
Не претендуя объять необъятное, я решила поднять эту большую и непростую тему в надежде, что мой личный опыт вам пригодится.

Недавно я провела вебинар на эту тему. Очень благодарна его участникам за интересные вопросы и комментарии, которые меня очень продвинули в осмыслении собственного опыта работы с потерей. Некоторые отклики участников вебинара я использовала в этой статье.
Я достаточно интенсивно в течение нескольких лет работала с людьми, которые потеряли близких. Чаще всего ко мне приходят мамы, которые потеряли своих деток – либо еще не рожденных, либо в родах, либо уже после того, как ребенок родился и был с родителями некоторое время.

Осмысляя свою практику, я пришла к интересному выводу. Лично мне для того, чтобы плотно работать с людьми, переживающими потерю близких, необходимо особое состояние включенности, которое мной ощущается на смысловом и энергетическом уровне, как необходимость не просто стоять рядом с этими людьми, но быть им опорой.

Это связано, по-видимому, с моим собственным опытом переживания потери.
С одной стороны, я очень хорошо себе представляю, буквально на телесном уровне, что означает такая потеря, как она влияет на все сферы жизни человека, его представления о себе, восприятие настоящего и будущего. Это бывает настолько больно, что жизнь полностью теряет свои краски, и ты просто не представляешь, как жить дальше.

С другой стороны, у меня есть личный опыт прохождения через этот жизненный период, восстановления своей идентичности и обретения новых важных жизненных смыслов.

Как следствие, у меня появился большой оптимизм в отношении того, что мои усилия могут помочь людям, которые потеряли близких, обрести новые смыслы.

Интересное наблюдение
  • Сейчас, когда в моей жизни есть 2 маленьких ребенка, и мне необходимо заботиться о них, я заметила, что постепенно стала меньше работать с людьми, которые находятся в состоянии переживания горя. Обдумывая этот момент, я пришла к выводу, что именно в детях я воплощаю свою потребность быть опорой.
На самом деле, для меня лично, как для терапевта, важно ощущение, что я занимаюсь своим делом. Те несколько лет, когда я плотно работала с людьми, потерявшими близких, я знала, что занимаюсь своим делом, и чувствовала, что у меня есть все необходимое для того, чтобы служить им опорой.

Я не случайно вновь обратилась к этой теме. Мне кажется, что сегодня мое дело – это помощь нарративным практикам и психологам, которые работают с людьми, потерявшим близкого человека. Я хочу, чтобы обе стороны - и клиенты, которые обращаются за психологической помощью, и сами терапевты чувствовали себя комфортно, и умножали свои силы и энергию, поскольку сам процесс работы может быть вдохновляющим и для тех, и для других.
Какие мы испытываем сложности и что нас вдохновляет и поддерживает в работе с людьми, которые столкнулись с потерей близких?
|
Мне бывает сложно понять, когда моя помощь нужна потому, что у клиентки началась депрессия, и все, что получилось на встречах, проваливалось...

Сложно держать связь в это сумеречное время.

Елена
Самым сложным было ощущение безысходности – человека ведь не вернуть! Вдохновляло то, что когда человек выдыхает после того, как выговорился, выплакался, он начинает говорить, как ушедший повлиял на его жизнь, чему он благодарен.
Виктория
В обыденной жизни достаточно сложно находиться рядом с человеком, который скорбит по ушедшему человеку, горюет и испытывает сильные эмоциональные реакции. У нас нет четких понятных помогающих культурных образцов, как себя с ним вести, чтобы общение было полезно и комфортно обеим сторонам.

Терапевт в этом плане не исключение. Думаю, что специалисту, который не владеет нарративными практиками и не находится в особом мировоззрении, достаточно не просто чувствовать себя в такой работе.
С точки зрения нарративной психологии, это восстановление права человека проживать его жизнь так, как ему хочется. Для большинства людей важно проживать жизнь светло, чтобы в ней присутствовали радость и свет. Я это определяю, как жизнелюбие.

Не всегда просто понять, что человеку нужно в данную минуту. Здесь большой опорой служит децентрированная позиция нарративного практика. Мы всегда помним, что даже когда человек находится в супер подавленном состоянии, он сам знает, что для него сейчас лучше всего.
Мы же просто выстраиваем систему опор, которая может его в этом поддержать, в том числе misnaming или перечисление всего, что сейчас вообще возможно сделать. Скорее всего, после этого человек двинется в сторону, которая для него сейчас оказывается оптимальной.

То есть мы консультируемся с человеком и являемся опорой для человека, но и он является большой опорой для нас в этом процессе. В этом суть децентрированной позиции сотрудничества нарративного терапевта.
|
Меня очень поддерживает обратная связь от клиента о том, что ему становится легче проживание горя и начинается движение в сторону нового направления – в его предпочитаемую историю.
Вета
Помню из своего опыта, что иногда появляется чувство тупика, отчаяния. Метафорически это можно сравнить с огромной глыбой, которую ты двигаешь, а сдвинуть не можешь. Чем больше опыт работы, тем лучше понимаешь, что глыба в итоге все равно сдвинется.

Но обратная связь часто приходит не сразу. Более того, я заметила такое явление, которое я для себя назвала волной.
Метафора волны
Бывает так, что ты работаешь, вкладывая в человека много сил. В какой-то момент он как будто получает глоток воздуха и говорит: «Мне немножко полегче…» Начинаешь спрашивать, что это для него значит, чтобы он рассказал о том, как ему стало легче, укрепляешь и оживляешь его истории, извлекаешь оттуда навыки и умения, делаешь их плотными…

Но проходит 1-2 встречи, и человек вновь возвращается в подавленное состояние, ощущая отчаяние и пустоту. Я понимаю, что пришла следующая волна.

Для меня это поддерживающая метафора потому, что бывает заметно (практически всегда), что каждая последующая волна меньше предыдущей. Если мы начинаем работу с 10 бального шторма, то потом каждая волна как будто бы на балл меньше, и это пусть совсем небольшое, но утихание, меня очень сильно поддерживает.
Интересное наблюдение
  • Причем не только сила шторма имеет значение, но и периодичность волн. Они накатывают все реже и реже, и вот шторм отшумел - вновь на море ласковый штиль да гладь.
|
Мой опыт свидетельствует о том, что когда ты раз за разом видишь, как человек находит опору под ногами, выстраивает новые отношения с ушедшим, отдавая ему дань и восстанавливая свою предпочитаемую идентичность, это прибавляет оптимизма не только мне, но и клиенту. Человек, испытавший горе, после нашей работы начинает по-другому относиться к жизни и к людям вокруг. По моим наблюдениям, у него появляется очень сопереживающее отношение и ощущение своей силы внутри.

В результате для этого человека становится возможным стоять рядом с другими людьми, когда у них происходят травмирующие события, причем не испытывать на себе их гнет, а, напротив, служить опорой.
После нашей работы у человека, пережившего потерю, появляются новые мировоззренческие позиции, новые навыки и умение консолидироваться.

На меня это очень сильно повлияло и продолжает влиять:

  • С одной стороны, казалось бы, общение с человеком в горе в обыденной жизни воспринимается людьми, как достаточно тяжелая работа.
  • С другой стороны, я так не думаю потому, что эта работа дает совершенно особенное восприятие людей, жизни и обогащает тебя, как человека, изнутри.
|
Когда мало практического опыта в работе с этой темой, страшно ранить, навредить, нарушить границы.
Вера
Помню, когда я начинала, было ощущение, как будто ты идешь по жердочке и можно слететь в какую-то пропасть. Было не понятно, как держать баланс и вообще за что держаться. Со временем эта метафора меняется, и ты воспринимаешь себя, как надежную опору для себя самой и для человека рядом.

Большое значение в этом переосмыслении имеет опыт, интервизии, общение с коллегами. Ты уже понимаешь, как действовать, когда есть ощущение тонкого баланса.

Для меня это опасность вспомнить какое-то свое горе и страх забыть свои навыки, ощутить свою беспомощность и вылететь с терапевтической позиции.
Анастасия:
Если рядом с человеком, находящимся в состоянии горя, есть ощущение тупика, навыки как будто вытесняются из нашего пространства и беспомощность настолько сильна, что захватывает нас полностью, возможно, поможет терапия. Даже разговор с коллегами, которые давно этим занимаются, может нас поддержать.
|
Действительно, если беспомощность захватывает нас изнутри, есть опасность вылететь из терапевтической позиции – децентрированной, но влиятельной, когда в центре разговора остаются смыслы, переживания, истории другого человека.

У нас появляются собственные идеи, как человеку с его переживанием или горем лучше обойтись. Это некий звоночек, что мы вышли из нарративной позиции. Вместо того, чтобы исследовать, что происходит с человеком в его жизненной ситуации, что ему помогает, а что нет, мы иногда находим себя совершенно неожиданно в другом, начиная предлагать ему то, что, по нашему мнению, может человеку помочь.

Если вдруг мы обнаружили себя в этом процессе, это совершенно нормально. Когда я замечаю, что со мной это произошло, я возвращаюсь к человеку и начинаю больше исследовать вместе с ним, что он делает, что ему помогает или не помогает, куда ему хочется двинуться дальше. Так я обратно вхожу в нарративную позицию.

То, что я предлагала 1-2 минуты назад, можно тоже вернуть на децентрализованную позицию, просто спросив у человека, как это ему – подходит или нет. Если он скажет: «Мне не подходит!», я спрашиваю: «Почему?» И дальше мы выходим на ценности, на способы переживания горя или методы самопомощи, которые больше подходят этому человеку.

Важно просто вовремя заметить, что мы вышли из этой позиции. Наша задача – все время спрашивать человека, подходит ему или нет то, что мы говорим. Мы воплощаем децентрированную позицию нарративной практики всегда, когда предоставляем человеку возможность выбора по отношению к тому, что мы сказали, или по отношению к распространенным культурным дискурсам, обязывающим его переживать жизненные ситуации определенным образом.
Вход в децентрированную позицию всегда открывается там, где мы обращаемся к человеку, как к эксперту по отношению к своей жизни.
Для меня лично вопрос «Вам это подходит или нет?» – просто палочка-выручалочка! Думаю, все нарративные терапевты его знают, просто хочу еще раз напомнить о нем.

Даже когда человек сидит рядом с нами, плачет и не может успокоиться, он все еще эксперт своей жизни.

Он может быть даже в полной апатии. Такие реакции мы рассматриваем с нарративной точки зрения, как действия в ответ на то, что нарушены ценности человека (вспомните концепцию отсутствующего, но подразумеваемого).

Наша задача – создать условия для того, чтобы связь с тем, что ценно для клиента, была найдена и реконструирована, чтобы нашлись способы воплощать эти ценности в жизни. Важно помнить, каким бы беспомощным человек не казался, когда он в горе, он остается экспертом в своей жизни, и нам необходимо спрашивать, спрашивать и спрашивать - или что-то предлагать, если ему совсем сложно говорить.

В последнем случае полезны техники телесного восстановления.
Я использую различные медитации, эриксоновский гипноз, телесные практики EMDR для того, чтобы поддержать человека просто физически, чтобы его организм вышел из состояния стресса хотя бы на 20-30 минут, пока длится упражнение, и переключился в состояние покоя. Так человек получает передышку и возможность вообще говорить о том, что ему важно.
Практика восстановления участия
Уверена, что каждый нарративный специалист хорошо знаком с практикой восстановления участия (remembering). Я просто напомню, что нарративная практика привнесла в работу с горюющими людьми.

Это новый дискурс, новое понимание, новая концепция, которая очень контр интуитивна и вообще идет в разрез с доминирующими дискурсами и практиками не только в нашей, но и в западной культуре.
«Снова сказать «Здравствуй»
(Восстановление отношений с умершим человеком, подтверждение его высокого статуса в жизненном клубе)

Вместо

«Попрощаться и отпустить»
(Прекращение отношений с умершим и принятие своей сепарации, отстраненность)
Оговорюсь сразу, что восстановление участия полезно, только если сам человек находит это помогающим. Нарративный практик должен исследовать, подходит ему такое отношение с умершим или нет.

Майкл Уайт в своей статье, которая опубликована в библиотеке у Дарьи Кутузовой, «Снова сказать «Здравствуй» пишет о том, что предлагая эту концепцию клиентам, он сначала спрашивает их согласия.
Он рассказывает про Мэри - женщину, которая за 5 лет до обращения к Майклу потеряла мужа. Все это время она пыталась примириться с потерей, ходила к разным терапевтам и даже принимала транквилизаторы и нейролептики, которые, по ее словам, ей не помогали.

У Мэри плохо получалось проститься с любимым мужем, и она не знала, как ей жить дальше. Майкл Уайт сказал ей: «Похоже, Вам как раз слишком хорошо удалось попрощаться! Возможно, Вам это не очень хорошо подходит?»

Дальше он исследовал, насколько Мэри подошло бы, если бы она восстановила связь с мужем, то есть снова сказала «Здравствуй!»


Концепция «Снова сказать «Здравствуй!» отличается от модернистских представлений, в рамках которых человек должен горевать с целью того, чтобы принять факт смерти, как необратимую потерю - ведь то, что случилось, нельзя изменить.

Это означает прекращение отношений с умершим и «здоровую» отстраненность, сепарацию.

Сложно себе представить, что в обыденной жизни (и в терапии) до появления концепции Майкла Уайта кто-то в здравом уме, обращаясь к скорбящему человеку, расспрашивал бы его о том, как он поддерживает связь с умершим близким.
Это достаточно смелый заход. Наша жизнь регулируется другими дискурсами, которые предписывают по-другому себя вести. Это настолько идет в разрез с общепринятыми нормами, что рождаются опасения, что можно навредить человеку.

Спрашивая у человека, потерявшего своего близкого, как он поддерживает связь с умершим, нарративный терапевт может почувствовать себя на опасной тонкой жердочке. Чтобы этого не произошло, необходимо изучить дискурсы, которые доминируют в нашей культуре, сделать свои собственные выводы и занять позицию по отношению к ним. Думаю, это только укрепит наши нарративные позиции.
Доминирующие культурные дискурсы и практики
Я выделила только те дискурсы, которые мне пришли в голову в течение небольшого количества времени. Если вы вспомните другие и поделитесь со мной, я с удовольствием включу их в дальнейшую работу по осмыслению нарративной практики.
Дискурс:
Нормальное горевание длится около года


Этот дискурс ни на чем не основан. В МКБ-10 есть цифра 6 месяцев на нормальное горевание, но у кого-то через полгода уже начинается осложненное горе.

В обыденной жизни, мне кажется, год воспринимается людьми, как норма. Если же человек слишком долго горюет, это начинает вызывать непонимание, даже раздражение у близких потому, что он занят другим, и у него не остается никакого внимания на окружающих его людей. Отсюда следуют выводы о том, что это не нормально, что с человеком что-то не то происходит и что его нужно лечить.

Если же человек горюет меньше года, то это тоже часто вызывает неодобрение. Он конструируется, как черствый, эгоистичный, ветреный, не глубокий, и даже иногда безнравственный.

Срок 1 год - казалось бы, откуда взялся, но он плотно сидит в сознании многих людей.

Дискурс:
В норме человек должен успешно пройти определенные стадии горя и вернутся к обычной жизни


Этот дискурс означает полное отстранение от ушедшего и продолжение жизни без него в осознании того, что человека не вернешь, он ушел навсегда.

Существует множество классификаций стадий горя, например, Элизабет Кюблер-Росс, Дж. Боулби и пр. Эти стадии определяют задачи, которые решают терапевты, работающие в модернистском ключе.

Но выявление универсальных стадий для каждого человека критикуется даже в рамках модернистских подходов потому, что терапевты видят, что часто люди проходят не все эти стадии, и необязательно в указанном порядке.

Например, Элизабет Кюблер-Росс выделяла 5 стадий, последовательно сменяющих друг друга:

  1. Отрицание;
  2. Злость;
  3. Торг;
  4. Депрессия;
  5. Принятие.
Стадии горя в теории и реальной жизни

В реальности многие терапевты видят, что это совсем не так. Не всегда после депрессии наступает принятие. Часто эти состояния могут сменяться в течение дня или недели.

Это больше похоже на то, что человек прокручивает одну и ту же пластинку - наступает короткая передышка и потом все идет заново.

Отрицание

Проживание горя очень индивидуально. Одни люди приходят к принятию (в их понимании) достаточно быстро, другие вообще не могут принять ситуацию потери.

Кроме того, то, что модернистски ориентированные терапевты называют отрицанием, с нарративной точки зрения выглядит, скорее, как поддержание связи с умершим и действия в ответ на потерю.

Например, человек машинально набирает номер телефона умершего, включает его любимую музыку, сервирует стол на него, наливает кофе или чай, все время с ним разговаривает мысленно, иногда даже вслух.
Такое поведение в модернистском ключе рассматривается, как патологическое. В диагностических справочниках МКБ-10 горевание описывается, как временный отход от норм. Этот культурный дискурс не только распространен в обществе, он записан, как руководство к действию для врачей и психотерапевтов.

Для нас же отрицание - это действия, которые восстанавливают связь с умершим, а дальше нам важно придать этому смысл.

Когда ты расспрашиваешь клиента об этом, связываешь его рассказ с тем, что для него ценно, и дальше идут беседы-пересочинения, часто получается так, что человек встает в позицию, когда он может выбрать, как ему поддерживать связь.

Конечно, бывает, что человек ведет себя компульсивно. В попытке уйти от реальности, чтобы не испытывать боль, он включает любимую музыку умершего или наливает ему кофе. Это как будто не его выбор, он просто делает это машинально.

Когда мы в беседе простраиваем связь с ценностями, то у человека появляется возможность выбрать способ, как ему поддерживать связь. Она перестает быть автоматической, вне его контроля. То есть мы восстанавливаем авторскую позицию. Это важно.
Злость

Следующая стадия по Кюблер-Росс – это злость.

В своей работе я часто встречаюсь с тем, что люди испытывают сильную обиду – на ушедшего человека или на Бога. Я не называю это стадией, но это как раз злость.

Сюда же можно отнести очень часто встречающуюся идею про предательство - если мы любим друг друга, то мы навеки вместе и человек не может меня бросить и уйти.

Мы исследуем это, применяя отсутствующее, но подразумеваемое. Я спрашиваю, о чем важном для человека говорит его гнев, обида или злость, что он таким образом защищает.

Это тоже очень помогает – некая деконструкция и выход на то, чтобы человек занял определенную позицию в отношении этих чувств, и, возможно, они переформулируются в этом процессе. Потом мы переходим на ценности и к практике пересочинения.
Принятие

Концепция принятия, как оно конструируется в модернистском ключе, - это то, что человек ничего не может исправить. Он понимает, что случилось то, что случилось, и ничего не поделаешь – это принятие потери через осознание конечности и бессилия.

Нужно иметь в виду, что в нарративной практике человек тоже может прийти к такой предпочитаемой истории. Но чаще это другое принятие - принятие ушедшего человека в качестве опоры в свой собственный мир. Человек остается с нами, но в форме нарратива, как часть нашей идентичности. Таким образом он продолжает жить.

Помню совершенно одинаковые слова, которые сказали два разных человека в результате работы: «Я буду жить и за себя, и за него»

Причем с одной девушкой я использовала исключительно нарративные практики, а с другой женщиной у меня была всего 1 сессия, половину которой я делала переработку с помощью EMDR. Это были слова, переворачивающее смыслы - как будто бы внутри каждой из них выросла мощная опора.

Из этой позиции я потом расспрашивала каждую клиентку, что эти слова для нее значат, к чему будут ее вести и как помогать. Это большое поле для укрепления и насыщения предпочитаемой истории, что она будет жить и за себя, и за него.
С моей точки зрения, эти классификации, если мы навязываем человеку не предпочитаемые способы справляться с потерей, которые идут в разрез с его ценностями, могут причинить вред.
Вредно все, что не полезно
Мы пока не определили, что такое вред, а это очень важно. Здесь я бы сказала так: вредно все, что не полезно. Степень «неполезности» может быть разная. Это может быть конкретный вред. Но даже если человек не испытывает боль от этого, скорее всего он движется не в свою сторону, погружаясь все больше в отчаяние.

Такое может случиться, когда мы начинаем тянуть человека, который тратит свое время и деньги, не в его предпочитаемую сторону. Поэтому я пытаюсь плотно за этим следить.

Кстати, несколько человек мне говорили о том, что они в поисках помощи себе и путей осмысления потери, которая у них произошла, читали литературу и интернет, и как раз наткнулись на разные классификации стадий проживания горя. И это оказалось для них – внимание! – полезным.


Это действительно может оказаться для кого-то полезным. Дальше наша задача исследовать, как это полезно.

Как это может быть полезным?
  • Человек почувствовал, что то, что он переживает, нормально – это раз.
  • И второе – что его горе когда-то закончится. Ведь если это стадийный процесс, значит, когда-то наступит последняя стадия, и ему станет легче.

Для некоторых людей это служит опорой. Мне кажется, эти опоры ни в коем случае нельзя разрушать. Но наша децентрированная позиция как раз к этому располагает и обязывает. Если человек нашел что-то, что ему помогает, наша задача – исследовать способы, как это помогает, уплотнить их и разобраться, к какой предпочитаемой истории это может привести.
Парадоксально, но когда я прекратила женщину «вытаскивать», то есть транслировать, что горе кончится, ей стало легче. Как будто она получила право быть в горе бесконечно.
Елена
По моим наблюдениям, человеку действительно становится легче, когда он получает право горевать так, как ему кажется это уместным (и помогающим).

Доминирующие дискурсы часто предписывают, как надо горевать, что надо переживать. Человек, отвергая это, тратит свои силы не на собственное восстановление, а на борьбу с этими дискурсами.
Дискурс:
Прошлого не вернешь. Что было, то прошло

Предписания такого рода очень обыденная штука: «Забудь, отпусти, не вспоминай! Если ты вспоминаешь, ты делаешь себе плохо» или «Ты не имеешь права на это!»

Но некоторым людям очень важно остаться в контакте с человеком, который ушел, не забывать его. Возможно, как раз для них такие сентенции не полезны, а значит, вредны.

Дискурс:
Человек - это преимущественно тело, и быть в отношениях равнозначно быть рядом телесно

Этот дискурс пришел к нам, наверное, вместе с увлечением наукой и техническим прогрессом. Сегодня люди стали менее религиозными, и человек рассматривается большинством, как преимущественно физическое тело. Соответственно быть в отношениях с человеком означает быть рядом телесно.

Но так было не всегда. Не так давно люди писали друг другу письма, и ощущали себя в отношениях, несмотря на то, что респонденты были далеко, а письма приходили редко. Сейчас этот способ общения очень девальвировался.

Сегодня есть негласное правило, что человек – это тело. Если тела нет, то отношения невозможны, они как будто умирают вместе с телом.

Дискурс:
Экономическая метафора вложения ресурсов в более разумное и выгодное предприятие (3. Фрейд):
«Изъять ресурсы из отношений с умершим и поместить их в другие отношения»отношениях
·

Согласно экономической концепции Зигмунда Фрейда, для разумного распоряжения ресурсами необходимо изъять либидо из умершего объекта и переместить его в другой объект. Мы убираем то, что не может уже принести выгоду.

Конечно, под выгодой здесь понимаются не материальные дивиденды, а разговоры, общение, совместный досуг – то, что нельзя делать вместе с тем, кто умер.

Эта метафора очень отличается от того, что нам предлагает нарративная практика восстановления участия.


В чем цель практики восстановления участия (Re-Membering)?
Нарративная практика исходит из концепции социального конструкционизма, согласно которой наша идентичность конструируется, подтверждается и уплотняется в отношениях с другими людьми.

Мы смотрим на себя их глазами.

Поэтому у человека, потерявшего близкого, часто есть ощущение потери себя. Он как будто бы не имеет права больше смотреть на себя глазами умершего.

Подобный случай Майкл Уайт описал в своей статье про мужчину, который в молодом возрасте потерял маму, и вместе с ней возможность смотреть на себя ее глазами.
Когда на сессии с Майклом Уайтом эта возможность была восстановлена, у молодого человека ушло ощущение низкой самооценки и неприкаянности, и появилась связь с глазами любящей матери, которыми он может на себя смотреть.

Наша задача, когда мы делаем практику восстановления участия, - возродить возможность продолжения отношений с умершим и, как следствие, возможность смотреть на себя его глазами.

Это работа по конструированию самого себя, то есть возможность проживания и воплощения своей предпочитаемой идентичности.
Схема практики восстановления участия (Re-Membering) для людей, потерявших близкого человека

Жизненный клуб человека является отправной точкой для конструирования его идентичности, ее подтверждения и признания.

  • Вклад ушедшего близкого в жизнь человека;
  • Собственная идентичность в глазах близкого человека
  • Собственный вклад в жизнь ушедшего;
  • Влияние на идентичность близкого человека.
На самом деле я столкнулась с тем, что эти блоки можно исследовать в любом порядке, посвящая одному блоку больше времени, другому меньше.
Мои кейсы.
«Я буду жить за нас двоих»

Однажды ко мне пришла замечательная женщина, неимоверно светлая и трогательная, которая потеряла горячо любимого мужа в достаточно преклонном возрасте. Она была к этому не готова и настолько сильно переживала потерю, как будто это случилось в самом расцвете их отношений. Ей казалось, что она ушла из жизни вместе с ним.
Женщина жаловалась на то, что она не спит, не дышит и вообще жить не может.

Я начала ее расспрашивать о том, как они познакомились с мужем, что он делал такого, что ей очень нравилось, как она себя ощущала рядом с ним. Такие вопросы об умершем странно задавать, но по реакции женщины было видно, что ей приятно на них отвечать. У нее появился румянец, я увидела, что женщина начала дышать! В конце беседы она сказала: «Как хорошо! Я ни с кем не могла об этом поговорить!»

Общепринятые дискурсы действуют и на самого человека, и на его окружение: «Не надо об этом говорить! Не бери рану! Что было, то прошло – этого не вернешь!» У женщины не было возможности поговорить о муже, но после нашего разговора у нее сразу наступило облегчение!

Она приехала издалека, и у нас была 1 всего встреча. Поэтому мы провели не очень подробный Re-Membering. Я решила, что тут не важно проходиться по всем его вопросам.
Кстати, в статье «И снова сказать «Здравствуй» у Майкла Уайта есть очень хорошие вопросы. Вы можете включить их в свой арсенал, а потом выбирать, какие из них будут уместны.
В оставшиеся полчаса мы провели билатеральную стимуляцию без всякого протокола (в EMDR есть специальные протоколы). Но мы не делали аналитическую работу: не выделяли самое негативное и позитивное представление о себе, пропустили шкалирование.

Я заметила, что в состоянии острого горя это лучше не делать потому, что у человека нет на это сил. Он не понимает вообще, чем мы занимаемся.

Мы делали билатеральную стимуляцию, начиная буквально с любого ее воспоминания и ощущения, которое она выбирала. Сначала были сильные слезы, потом - успокоение.

Во время выполнения практики EMDR эти реакции сменяют друг друга очень быстро. Вообще удивительно, что организм творит в практике переработки - он как будто бы в ускоренном режиме проносится по разным своим состояниям, которые крутятся в течение дней ужасно мучительной пластинкой.

Помимо этого, в переработке быстро выявилось чувство вины («Я не уберегла!»), оно переработалось и ушло.
А еще женщине вдруг вспомнился сон, в котором муж ушел жить к соседке, и с этим было связано ощущение предательства и гнева. То есть подспудно у человека, даже если он сам себе в этом не признается, во снах воплощаются эти чувства: «Как же ты ушел? Ты же обещал быть со мной, и ушел...» И эта реакция гнева тоже быстро пронеслось.

В конце переработки, которая длилась буквально полчаса, женщина расслабилась, и я спросила ее про ощущения. «Я буду жить за нас двоих», - сказала она, и это ее очень сильно поддержало.

Не знаю, как разворачивалась дальше жизнь этой женщины. По своему опыту длительной работы с людьми, предполагаю, что волны еще не раз приходили. Но меня поддерживает то, что мы:
  1. В переработке разобрались с ее мучительными и очень острыми переживаниями;
  2. В Re-Membering восстановили ее предпочитаемую идентичность и связь с мужем.
Ее слова «Я буду жить за нас двоих» могут стать опорой, за которую можно держаться, пережидая эти волны.
Мои кейсы.
«Предательство нерожденной дочери»

Вспоминается еще один случай. Ко мне пришла молодая женщина 30 с чем-то лет – нежная, трогательная, но в то же время в ней ощущалось много внутренней силы. Она пришла потому, что буквально за день до родов потеряла второго ребенка. Женщина хотела почувствовать себя немножко полегче потому, что у нее была еще старшая дочь от первого брака.

Мы с ней работали всего несколько встреч, темой последней было ее отношение с мужем. Оказалось, что муж этой женщины отказывался двигаться дальше, и считал, что ее желание «полегче» - это как будто предательство их нарождённой дочери, которую он очень ждал. Для него все вокруг померкло, изменилось отношение к жене и к падчерице. Это было очень мучительно для женщины.

Конечно, я пригласила его прийти, но он отказался. Это повторялось несколько раз. Мне кажется, тут сыграли роль как раз распространенные представления о том, что в терапии его будут вести к забвению, в сторону того, чтобы вообще забыть про дочь, отказаться от отношений с ней.

Уверена, что Re-Membering очень сильно подошел бы этому папе. Почему я так думаю? Когда я работала со многими женщинами, у которых умерли нарождённые детки, им прекрасно помогала эта практика.
Проводила ли ты Re-Membering по отношению к нерождённому ребенку?
Елена
Многим женщинам, потерявшим детей (правда, не всем) подходит думать о себе, что она мама до сих пор, что их отношения с ребенком длятся. У них можно спрашивать про то время, когда они были вместе, то есть когда ребеночек был в животе у мамы, например:

- Если бы ребенок сейчас мог быть здесь, что бы он сказал о том, как Вы к нему относились?

Для мамы часто становится очень большой опорой то, что даже за тот короткий промежуток времени, пока они были вместе, она была для него хорошей мамой, очень много сделала для своего ребенка, и что он тоже свой вклад принес, пока был в ней. Это часто оказывается очень и очень восстанавливающим для мамы.

Думаю, что если бы в психотерапии не доминировало представление, что нужно прощаться, возможно, тот папа пришел и мы бы попробовали эту практику.

Для нарождённого ребенка полный Re-Membering я ни разу не проводила. Я адаптирую вопросы оттуда потому, что ситуация специфическая. Ведь мама с ребеночком находятся в телесном контакте, они общаются не словами, а ощущениями и мыслями. Вернее, фактически общается мама, а ребеночек только растет, двигается.
Поэтому вопросы нужно адаптировать для таких взаимоотношений. Например, я помню пару вопросов, которые дали мощный оздоравливающий эффект. Благодаря им женщина поняла, что она хорошая мама и возвратилась на авторскую позицию. Мы много говорили о том, как для нее важен был ребенок, как она его любила и какие смыслы были и остаются до сих пор с ним связаны. В разговоре мы исследовали 2 линии:

- Если бы ребенок сейчас мог слышать то, что его мама сейчас говорит про него, что бы это для него означало, каким бы он себя почувствовал? О каких отношениях может это говорить? Что это за отношения, которые так строятся?

- Во время беременности что мама думала о ребеночке? Как заботилась о нем?

Женщины многое делают, чтобы оберегать ребеночка в животе и заботиться о нем. Мы сделали это видимым, и обсуждали, что это означало для ребенка, и как бы он выразил словами свое отношение к маминой любви и заботе.

Часто женщины приходят к тому, что ребенок мог видеть и чувствовать, как она его любит.
Упражнение Дэвида Эпстона

Это упражнение Дэвид Эпстон предложил в своей книге «Retelling the stories of our life», которая пока не переведена на русский язык. Оно направлено как раз на восстановление связи с умершим, и тем самым на восстановление своей предпочитаемой идентичности, которая конструировалась и поддерживалась в отношениях с ушедшим человеком.

Эту схему вопросов можно использовать, как ориентир, насыщая ее дополнительными опорами и адаптируя к русскоязычной культуре и к конкретному случаю. В качестве примера я привела свои вопросы в первых двух пунктах.

Приступая к упражнению, сначала вспомните о том, кто был вам дорог и ушел из вашей жизни. Не обязательно, что этот человек уже умер. Это может быть тот, с кем вы просто по какой-то причине расстались, но чей вклад в вашу жизнь очень важен для вас.

Вспомните об этом человеке и ответьте на вопросы:
А если единственное, что он знал, было то, что я есть и что он значим для меня?
Оля
Значим в каком смысле? И «Я есть» - что это значит? Почему это ценно? Здорово здесь простроить более мелкие опоры и посмотреть дальше, как бы это повлияло на вашу жизнь, если бы это знание ежедневно оставалось с вами.
|
Вспомнились приятные забытые вещи… Удалось посмотреть на себя по-новому, «снова сказать себе «Здравствуй!»
Анастасия
Спокойствие и благодарность, плюс радость!
Вета
Вместо грусти пришли радость и удивление, что оказывается, ценность, которая сейчас для меня стала очень актуальна, поддерживалась ушедшим человеком. Я удивлена!
Елена
У меня ощущение, что я перенял эстафетную палочку от своего деда в утверждении наших общих ценностей.
Кайрат
Мне все это очень отзывается. В моей жизни очень большую роль сыграла бабушка. Она ее так сильно напитала и озарила, что когда я делала свое дерево жизни и отвечала на вопросы по Re-Membering, поняла, что сейчас воплощаю ее ценности.

Обычно мы не задумываемся, когда что-то делаем, что воплощаем ценности, которые тоже были важны близкому человеку. Когда ты начинаешь это понимать, возникает чувство единения с ушедшим, понимание, что ты не один, и ощущение силы и возможностей.
Практики, используемые в работе с потерей
В работе с потерей мы используем фактически все нарративные практики
Re-membering
Эта практика используется для восстановления связи с ушедшим человеком, а также со своей предпочитаемой идентичностью.

Посредством Re-membering ушедший человек начинает жить - просто в другой, нарративной форме. Он жив, пока мы живем, являясь важной частью нашего жизненного клуба:

«Я живу за него и за себя», или «Ты живешь во мне»
Пересочинение
Используется очень плотно потому, что с любого момента Re-membering, с любого выхода на ценности, на навыки и умения, мы начинаем пересочинять и уплотнять предпочитаемую историю.
Экстернализация чувства вины, работа с дискурсами, поддерживающими чувство вины.

Деконструкция дискурсов, препятствующих воплощению ценностей
У человека очень часто приходит чувство вины, особенно у мам, которые теряют деток. Оно бывает абсолютно парализующим и зашкаливающим! Женщина думает, что она плохая мама, раз так все случилось, и что это ей наказание (если она религиозный человек) за грехи и за то, что она живет не совсем правильной жизнью.

Кроме того, на людей влияют многочисленные дискурсы, которые поддерживают чувство вины. Например, очень мощный дискурс, что если я почувствую себя лучше, это предательство, что мы должны быть вместе и в горе, и в радости.

Ко мне обратилась молодая женщина, которая переживала потерю человека, с которым хотела связать свою жизнь. Причем он погиб при несчастном случае прямо на ее глазах.

Мы долго и упорно работали, но волны горя ее накрывали и накрывали, хотя была динамика, и они становились меньше.

Практически в самом конце работы мы столкнулись с тем, что действует два ограничивающих дискурса, очень сильных для клиентки:

1. «Я – часть его и не принадлежу этому миру»

Женщина рассказала о том, что ей очень хочется общаться, она вообще очень любит людей, но считает, что люди ее не примут потому, что она ощущает себя частью молодого человека, который ушел, находится все время в подавленном состоянии и с ней неинтересно.

2. «Отношения должны заканчиваться свадьбой»

Клиентка вообще не могла смотреть в сторону молодых людей потому, что считала, что это означает вступить в отношения и последующее замужество. Это не вписывалось в другой дискурс, что в жизни может быть только одна любовь, а если это не так, то это безнравственно.

Оба эти дискурса шли от ее родителей и сильно на нее давили, не давая возможности выйти к людям и завязывать хотя бы дружеские отношения.

Одну из встреч мы посвятили деконструкции. Женщина представляла себе, что она пишет книгу про героиню, похожую на нее. Сюжет книги начинался с потери, а дальше клиентка представляла, к чему ее героиня приходит.

В написании книги женщина находилась в авторской позиции, тем не менее, была немножко отстранена от себя. Ведь книга была не совсем про нее. Это позволило в конце концов, уже после всей работы деконструкции, ослабить власть дискурсов, и посмотреть, как без их влияния может разворачиваться сюжет.
Практика отсутствующего, но подразумеваемого в отношении гнева, апатии, если человек говорит, что ему это не подходит, его это не устраивает.
Здесь мы тоже действуем по запросу. На каждой встрече я спрашиваю, что сейчас приносит максимальный дискомфорт, куда хочется двигаться. Люди часто говорят, что им хочется уйти от гнева потому, что его власть не выносима для них, противоречит их ценностям и вообще мешает пониманию, кто они такие.

Это может быть гнев на врачей, на себя, на Бога, отношения с которым очень важны для многих людей.

Далее за практикой отсутствующего, но подразумеваемого, следует восстановительная работа (пересочинение).
В острой стадии горя
использование направленных медитаций, практик эриксоновского гипноза, EMDR для переработки травматических воспоминаний.
Вопросы и ответы
У меня однажды ремемберинг привел тому, что клиентка почти полностью обратилась к общению (мысленному) с умершим ребенком, а живущие другие дети стали ей почти безразличны.
Елена
Важно понять, носит ли это временный характер, и исследовать, необходимо ли это сейчас просто для восстановления связей, насколько эта практика подходит женщине и воплощает ли она все ее ценности.

Возможно, у этой женщины есть другие ценности, которые сейчас отошли на второй план потому, что как будто бы излишнее общение с умершим ребенком вытеснило их. Это можно исследовать, но решение остается только за человеком – какой способ ему лучше подходит в долгосрочной перспективе.

Второй вопрос – это женщина сама сообщила, что другие дети ей почти безразличны или это наш вывод? В последнем случае требуется более детальное исследование. Если же это самой женщиной заявляется, как проблема, можно пригласить детей на терапию и выслушать их.

Мы всегда можем проявить инициативу и, если это подходит человеку, поговорить с ним в присутствии детей о том, что произошло. Существуют разные стратегии, но все они требуют обсуждения с клиентом и попадания в его ценности.

Я знаю случаи, когда требовалась медикаментозная поддержка и другие средства терапии потому, что человек очень сильно устает, его нервная система истощается, и силы на пределе.
Это может быть большим препятствием к когнитивным процессам: восстановлению, простроению заново смыслов своей идентичности, возвращению к ней.

Я иногда использую практики EMDR как раз с этой целью – чтобы восстанавливать возможности организма и силы человека после пережитого стресса.

По сути, часто для человека это травма, которая переводит многие системы организма в режим работы острейшего стресса. Долго в этом режиме человек не выдерживает. У него начинается устойчивое нарушение работы разных систем. Например, человек перестает спать. Мы можем не спать 2, даже 3 месяца. Но если мы не спим год, 2-3 года, то жить становится очень тяжело, а думать и вовсе практически невозможно.

Поэтому я принимаю во внимание, что это травматическое, стрессовое событие, и что организму важно помогать для того, чтобы человек вообще мог думать, размышлять, принимать решения. Выражаясь на языке нейропсихологии, поддерживать когнитивную функцию человека.

Если, несмотря на нашу работу (разные стратегии, варианты исследований и опоры) у человека нет динамики и горевание длится год и более, то я бы предложила медикаментозную поддержку и телесные методы EMDR.
Как ты решаешь, когда обратиться к EMDR, а когда обходишься только НП?
Татьяна
Хороший вопрос. Попытаюсь обобщить опыт. Я могу выделить 2 критерия:

1. Когда есть очень мало времени на встречи, например, я изначально понимаю, что будет 1-2 сессии;

Однажды ко мне пришла клиентка, которая хотела прийти в себя очень быстро, причем телесно – начать спать, есть, дышать. Ей нужны были физические силы для того, чтобы помогать дочери с детьми. У той больше никого не было, а в помощи дочери для клиентки оказалось очень много ценных вещей, мы это исследовали.

2. Когда ситуация острая.

Если у клиента переживание острой боли, силы его на исходе, он еле дышит, и я понимаю, что на физиологическом уровне ему нужна помощь для того, чтобы просто этот процесс побыстрее пошел, то предлагаю обратиться к EMDR.

Сначала я получаю согласие, то есть рассказываю, что будем делать и зачем. Обычно люди соглашаются, но очень редко человек говорит: «Нет, не подходит», и тогда я не иду в EMDR.